Расщепление религиозного сознания радикально проявилось в возникновении групп с взаимоисключающей символической идентичностью, то есть с перенесением конфликта в социальное пространство. В некоторых народах СССР и России это проложило исключительно глубокие трещины и расколы с тенденцией к нарастанию несовместимости. Внутри благополучной еще недавно общности образуются группы с несоизмеримыми ценностными и поведенческими представлениями группы, взаимно неинтегрируемые. Раскол происходит так внезапно, что позиции становятся агрессивно иррациональными.
Полезно нам почитать Л. Н. Гумилева. Он говорил, что пассионарности этнических общностей разные, и биологические эволюции тоже: «Этносы возникают и исчезают независимо от наличия тех или иных представлений современников. Значит, этносы не продукт социального самосознания отдельных людей, хотя и связаны исключительно с формами коллективной деятельности людей» [705, с. 241].
После трагедии в Беслане В. В. Путин сказал, что население РФ пожинает плоды «распада огромного и великого государства» (СССР). Этот «распад» он назвал самой большой геополитической катастрофой XX века.
А Леонид Баткин, один из «прорабов» перестройки, сказал: «На кого сейчас рассчитана формула о единой и неделимой России? На неграмотную массу?.. Я призываю вас вырабатывать решения исходя из того, что сейчас, на августовской волне, у нас появился великий исторический шанс по-настоящему реформировать Россию» [711].
И группа важных деятелей элиты сказали, что «2526 августа стало очевидно для всех, что мирная августовская революция в России подводит черту также под историей последней мировой империи государства, которое раньше называлось Российской империей, а затем СССР. Но этот свершившийся всемирно-исторический факт должны приветствовать все истинные демократы» [712].
Последующие годы Россия прожила, по выражению Д. И. Менделеева, «бытом военного времени».
Особое невежество людей, преобразованных катастрофой
Культурные кризисы со сдвигами в картине мира часто происходят в результате сильной культурной травмы. Такая травма дестабилизирует рациональное сознание, и вся духовная сфера переходит в состояние неустойчивого равновесия, возникает «подвижность отношений и правил». В части пострадавших людей от такой травмы возникают необычные ценности и радикальные формы невежества. У них система странных «чаяний» может быть при малом усилии сдвинута в неожиданный и даже губительный коридор. Это агрессивное невежество, краткосрочное и разрушительное.
Для этого всегда ищут исторические предпосылки, но не они являются причиной неожиданных изменений вектора мыслей больших общностей и даже целых народов. Рассудительные немцы не собрались бы под флагом фашизма из-за того, что кучка интеллектуалов читала Ницше, хотя это кто-то может посчитать предпосылкой. Но более правдоподобно, что распутьем в том момент и главным фактором стала культурная травма унижения Германии после поражения в войне и последовавший кризис, хотя были и многие другие факторы.
Катастрофическое изменение картины мира и жизни вот что порождает такие необычные выбросы энергии, которых никто и не мог вообразить. В состоянии неустойчивого равновесия «все старое начинает раскачиваться, а все новое, еще неопределенное заявляет о себе и становится возможным». Это суждения С. Московичи в его книге «Машина, творящая богов» (1988) [31].
В предисловии к ее русскому переводу А. В. Брушлинский и П. Н. Шихирев пишут, что Московичи в своей модели общества «на первый план выдвигает его динамические, а не статические, структурные свойства. Общество по Московичи это система динамичных отношений, нечто текучее, непрерывно изменяющееся и потому сопоставимое с психикой, с динамизмом страстей и верований, составляющих суть душевной жизни реального человека» [31, с. 8].
В предисловии к ее русскому переводу А. В. Брушлинский и П. Н. Шихирев пишут, что Московичи в своей модели общества «на первый план выдвигает его динамические, а не статические, структурные свойства. Общество по Московичи это система динамичных отношений, нечто текучее, непрерывно изменяющееся и потому сопоставимое с психикой, с динамизмом страстей и верований, составляющих суть душевной жизни реального человека» [31, с. 8].
Другими словами, нельзя описать «население» (человеческие общности) только посредством социальных, культурных и экономических индикаторов все это неразрывно связано с психикой. В стабильные периоды главные ипостаси человека в массе мирно сосуществуют, а девиантное поведение отдельных личностей воспринимается как неприятная аномалия. Но неожиданные обширные кризисы, социальные бедствия и катастрофы потрясают сознание, и духовная сфера значительной части населения получает «контузию». Возникают большие общности с «измененным сознанием». Картина мира этих людей сдвигается к иррациональному, поведение становится неопределенным или непредсказуемым.
Видный российский психиатр Ю. А. Александровский пишет о травмах социальных потрясений: «Известный немецкий психиатр и философ Карл Ясперс проанализировал изменения психического состояния населения Германии после её поражения в I мировой войне. Он сопоставил их с психическими явлениями в неспокойные времена среди населения других стран после эпидемии чумы в XIV веке в Европе, во время Великой Французской революции, а также после революции 1917 года в России. Ясперс пришёл к заключению, что наблюдаемые в такие периоды глубокие эмоциональные потрясения касаются всех. Они воздействуют на людей совершенно иначе, чем потрясения сугубо личного свойства. В первую очередь происходит девальвация ценности человеческой жизни. Это выражается в равнодушии к смерти, снижении чувства опасности в угрожающих ситуациях, готовности жертвовать жизнью без всяких идеалов. Наряду с этим Ясперс отмечает неуёмную жажду наслаждений и моральную неразборчивость«[32].