В этих обстоятельствах Александр II продолжал полагаться на российско-прусское сотрудничество в урегулировании событий в крае. На состоявшейся в конце января 1861 г. аудиенции император, комментируя опасность венгерской революции для развития событий в Польше, повторил Бисмарку «свою решительность к энергичному вмешательству против любого незаконного порыва и высказал надежду, что в пределах наших (прусских В. Д.) территориальных границ с этим порывом поступят так же сурово»[489]. Бисмарк советовал Шлейницу занять в польском вопросе ту же непримиримую позицию, что и Александр II. Несколькими днями позже он писал о том, что любые уступки полякам могут вызвать «симптом опасения, как будто мы (пруссаки В. Д.) боимся чего-то серьезного от наших поляков и не в состоянии их подавить, как только нам этого захочется. Любая видимость слабости увеличивает предприимчивость противников»[490].
Прошедшая 13 февраля 1861 г. в Варшаве манифестация в память Гроховского сраженияXI была разогнана по приказу обер-полицмейстера Варшавы полковника Федора Федоровича Трепова. Беспорядки продолжались, и 15 февраля в Краковском предместье демонстрантам преградили дорогу правительственные войска. После того, как в войска полетели камни, генерал-лейтенант Василий Иванович Заболоцкий дал приказ открыть по демонстрантам огонь. Демонстрацию удалось разогнать. Сложно дать однозначную оценку настроениям в царских войсках в Варшаве. Многие солдаты и офицеры во время февральских манифестаций 1861 г. выражали свое сочувствие демонстрантам. Так, полковники Корф и Бентковский покончили жизнь самоубийством, другие офицеры ломали свои шпаги и громко заявляли, что считают позором убивать беззащитных.[491] В это же время Бисмарк сообщал в Берлин, что «совсем нежелательное впечатление произведет на здешние военные круги и, чего опасаются, на настроение войск, если подтвердится, что офицер, отдавший приказ стрелять, будет отдан под суд»[492].
В ответ на эти события председатель Земледельческого обществаXII, граф Анджей Артур Замойский созвал представителей всех сословий для составления на имя императора Александра II адреса. Авторы адреса в почтительной форме требовали возвращения Польше национальных институтов, что, с их точки зрения, признавалось необходимым условием для существования такого самобытного народа как поляки. 16 февраля депутация из трех человек во главе с архиепископом Варшавы Фиалковским передала это прошение наместнику М. Д. Горчакову для представления императору Александру II.
Понимая взрывоопасность ситуации, М. Д. Горчаков согласился передать этот адрес императору и пойти на некоторые уступки полякамХIII. Однако такая примирительная политика не устроила Петербург. Александр II телеграфировал 16 (28) февраля наместнику в Варшаве: «Теперь не время на уступки, и я их не допущу»[493]. Несколькими днями раньше Бисмарк писал Горчакову: «Его королевское величество <> телеграфно приказал представить Его Величеству (Александру II В. Д.) и Вам, князь, что при нынешних обстоятельствах всякая либеральная уступка представляется крайне опасною»[494].
Изучив обмен телеграммами между Александром II и М. Д. Горчаковым за этот период, С. С. Татищев отмечал, что «наместник не мог не заключить, что действия его не вполне отвечают намерениям императора»[495]. Несмотря на то, что Александр II «берег заслуженного старика и ограничивался негласными ему внушениями действовать с твердостью для поддержания порядка и авторитета законной власти»[496], в обществе появились слухи о предстоящей отставке М. Д. Горчакова. В качестве возможных кандидатов на пост царского наместника в Польше Бисмарк называл Александра Аркадьевича Суворова, Николая Николаевича Муравьева-Амурского и Федора Федоровича Берга[497]. Первые два претендента, по его словам, своим резким, жестким характером «могли добиться немедленного разрыва» с примирительной политикой М. Д. Горчакова, которая привела к тому, что «мы (Россия и Пруссия В. Д.) дошли до распутья, где русская политика в отношении Польши расходится с нашей»[498].
В ответе на адрес варшавских жителей император после некоторых колебаний выразил желание «распространить и на них благотворные действия улучшений, истинно полезных, существенных и постепенных»[499]. Вместе с тем он в резкой форме высказывался о возможных в будущем беспорядках в Польше: «Я не допущу никакого вредного направления, могущего затруднить или замедлить постепенное, правильное развитие и преуспеяние благосостояния сего края, которое будет везде и постоянно целью Моих желаний и попечений»[500].
В ответе на адрес варшавских жителей император после некоторых колебаний выразил желание «распространить и на них благотворные действия улучшений, истинно полезных, существенных и постепенных»[499]. Вместе с тем он в резкой форме высказывался о возможных в будущем беспорядках в Польше: «Я не допущу никакого вредного направления, могущего затруднить или замедлить постепенное, правильное развитие и преуспеяние благосостояния сего края, которое будет везде и постоянно целью Моих желаний и попечений»[500].