Наполеон III приступил к активным действиям после совершенного на него 14 января 1858 г. итальянским патриотом Феличе Орсини покушения в Париже. В письме 11 февраля Орсини призывал Наполеона III ускорить процесс освобождения Италии. После казни Орсини император объявил себя «покровителем» итальянского национального движения. По итогам встречи Наполеона III с К. Кавуром в июле 1858 г. в Пломбьере, на которой император обещал оказать Пьемонту помощь французской армией численностью в 200 000 человек за уступку в пользу Франции Ниццы и Верхней Савойи, в Европе началась тонкая политическая игра. Ее целью была провокация императора Франца-Иосифа и муссирование слухов о возможном нападении на австрийские войска в Верхней Италии.
Характерным сигналом стало обращение французского императора к австрийскому послу в Париже барону Иосифу Александру фон Хюбнеру на балу по случаю Нового 1859 года: «Я сожалею, что наши отношения не так хороши, как бы я хотел, но прошу Вас, тем не менее, передать в Вену, что мои личные чувства к императору остались прежними»[321]. Днем ранее между французским министром иностранных дел Александром Колонна-Валевским и Киселевым состоялась беседа, на которой Валевский поинтересовался, какое содействие окажет Россия Франции, если вспыхнет война с Австрией из-за итальянского вопроса? Российский дипломат отвечал: «Главные основания обоюдных действий при подобной случайности были определены в Штутгарте, и обещанное содействие будет свято выполнено моим августейшим государем»[322].
Скоро Европа заговорила о предстоящей войне, австрийские ценные бумаги поползли вниз. В прусском парламенте действия Наполеона III начали сравнивать с политикой его дяди, императора Наполеона I. Предполагали, что в складывающихся обстоятельствах эскалация итальянского вопроса будет следующим после Восточной войны актом агрессии французского императора, далее последует вооруженное выступление против Пруссии на Рейне, потом борьба с Англией и в завершение война против России[323].
Как и во время Крымской войны, теперь в международных отношениях многое стало зависеть от позиции Пруссии. Для руководителей внешнеполитических ведомств Европы было загадкой, каким окажется внешнеполитический курс прусского правительства «Новой эры». В конце 1858 г. великий князь Константин Николаевич передавал в своих письмах Александру II из Европы, что ни сардинский король, ни Кавур, ни Наполеон III не были уверены в образе действий Берлина. Да и в самой Германии все были взволнованы: «Главный предмет разговоров и ожиданий во всей Нимеччине теперь составляет перемена Министерства в Пруссии. Первое впечатление вообще было удивление, второе беспокойство и неизвестность насчет будущего»[324].
Великобритания была заинтересована в примирении Австрии и Пруссии и даже заключении с ними союза, действие которого было бы направлено против намечавшегося российско-французского согласия. Учитывая внешнеполитические взгляды нового окружения принца-регента Вильгельма, такая перспектива была бы встречена в Берлине с пониманием.
Как и во время Крымской войны, теперь в международных отношениях многое стало зависеть от позиции Пруссии. Для руководителей внешнеполитических ведомств Европы было загадкой, каким окажется внешнеполитический курс прусского правительства «Новой эры». В конце 1858 г. великий князь Константин Николаевич передавал в своих письмах Александру II из Европы, что ни сардинский король, ни Кавур, ни Наполеон III не были уверены в образе действий Берлина. Да и в самой Германии все были взволнованы: «Главный предмет разговоров и ожиданий во всей Нимеччине теперь составляет перемена Министерства в Пруссии. Первое впечатление вообще было удивление, второе беспокойство и неизвестность насчет будущего»[324].
Великобритания была заинтересована в примирении Австрии и Пруссии и даже заключении с ними союза, действие которого было бы направлено против намечавшегося российско-французского согласия. Учитывая внешнеполитические взгляды нового окружения принца-регента Вильгельма, такая перспектива была бы встречена в Берлине с пониманием.
Наполеон III также не отставал в этом вопросе. В разговоре с великим князем Константином Николаевичем 22 декабря 1858 г. он высказал свой план утверждения новой системы безопасности в Европе, согласно которому мир на континенте зависел от тесного сотрудничества «сильной России, <> сильной Франции по краям материка, <> и полусильной Пруссии с слабой Нимеччиной посредине, которую мы и вдвоем с Францией всегда сможем заставить быть с нами заодно»[325].
Часть этого плана с российскими поправками была успешно реализована в тайном договоре 3 марта 1859 г.[326] «Мы вступили в решительный союз с Франциею, подтвержденный письменным актом»[327], писал Александр II своему брату Константину. Согласно этим договоренностям, Россия придерживалась позиции нейтралитета в предстоящей войне и выставляла наблюдательный корпус в Галиции, дабы парализовать австрийскую армию на ее северо-восточном фланге и сковать, таким образом, действия Австрии в Италии. В обмен Россия рассчитывала получить поддержку Франции в деле отмены ограничительных статей Парижского мира: о нейтрализации Черного моря и уступке Южной Бессарабии.