На следующий день, когда я вышел с трехчасового экзамена по латыни, а в глазах у меня рябило от имен греческих и римских богов, которые я так и не смог написать правильно, мистер Браннер позвал меня обратно в класс. На секунду я испугался: а вдруг он узнал, что я вчера подслушивал? Но, похоже, дело было не в этом.
Перси, сказал он. Не огорчайся, что тебя исключают из Йэнси. Это это к лучшему.
Он говорил доброжелательно, но я все равно смутился. Несмотря на то что сказано это было тихо, ребята, заканчивающие писать тест, всё слышали. Нэнси Бобофит ухмыльнулась и издевательски чмокнула воздух.
Да, сэр, промямлил я.
Понимаешь мистер Браннер катал кресло взад-вперед, словно не знал что сказать. Тебе тут не место. Рано или поздно это должно было случиться.
В глазах защипало.
Любимый учитель перед всем классом заявлял, что мне не по силам здесь учиться. Он весь год твердил, что верит в меня, а теперь говорит, что меня все равно бы выперли.
Да, вздрогнув, выдавил я.
Да нет же, продолжал мистер Браннер. Ох, чтоб его. Я хочу сказать ты не нормальный ребенок, Перси. И этого не стоит
Спасибо, выпалил я. Большое спасибо, сэр, что напомнили.
Перси
Но я уже ушел.
В последний день семестра я запихал свои вещи в чемодан.
Остальные ребята валяли дурака и хвастались планами на каникулы. Один собирался в поход по Швейцарии. Другой в круиз по Карибскому морю на целый месяц. Они были такие же малолетние хулиганы, как и я, только богатые. Их папаши занимали высокие должности, были послами или звездами. А я был никто, и семья у меня была под стать.
Они спросили, чем я займусь летом, и я сказал, что возвращаюсь в город.
Правда, я не стал им сообщать, что летом мне придется работать: выгуливать собак или продавать подписки на журналы, и переживать, куда я пойду учиться осенью.
О, сказал один из парней. Прикольно.
И они вернулись к прежнему разговору, будто меня вообще не существует.
Попрощаться я планировал только с Гроувером, но оказалось, что мне не придется этого делать. Он забронировал билет на тот же «Грейхаунд»[4], что и я, и вот мы вместе отправились в город.
В автобусе Гроувер все время выглядывал в проход и присматривался к пассажирам. Он всегда нервничал и суетился, когда мы уезжали из Йэнси, словно чего-то побаивался. Раньше я думал, что он переживает из-за насмешек. Но в «Грейхаунде» никто не собирался его дразнить.
В конце концов я не выдержал.
Высматриваешь Милостивых? спросил я.
Гроувер чуть не выпрыгнул из кресла:
Т-ты ты о чем?
Я признался, что подслушал их с мистером Браннером разговор вечером перед экзаменом.
У Гроувера задергался глаз:
И много ты услышал?
О совсем немного. И что будет, когда наступит летнее солнцестояние?
Он поморщился:
Слушай, Перси Я просто за тебя волновался, понимаешь? Сам подумай: галлюцинации о демонических училках
Гроувер
Вот я и сказал мистеру Браннеру, что ты, наверное, перенапрягся, потому что никакой миссис Доддз никогда не было, и
Гроувер, ты совсем-совсем не умеешь врать.
Уши у него порозовели.
Из кармана рубашки он вытащил затертую визитку.
Просто возьми это, ладно? На тот случай, если я тебе понадоблюсь летом.
Надпись на визитке была сделана вычурным шрифтом, и прочесть ее было настоящей пыткой для глаз дислексика, но я наконец разобрал что-то вроде:
Гроувер Ундервуд
Хранитель
Холм полукровок
Лонг-Айленд, Нью-Йорк
(800) 0090009
Что такое Холм полу
Тише ты! взвизгнул он. Это мой э-э летний адрес.
Я совсем сник. У Гроувера был летний дом. Я и не предполагал, что он может быть из богатеньких учеников.
Я совсем сник. У Гроувера был летний дом. Я и не предполагал, что он может быть из богатеньких учеников.
Ладно, буркнул я. На случай, если я захочу погостить в твоем особняке.
Он кивнул:
Или или если я тебе понадоблюсь.
С чего вдруг? Прозвучало грубее, чем мне хотелось.
Лицо и шею Гроувера залила краска.
Слушай, Перси, по правде говоря, я я вроде как должен тебя защищать.
Я вытаращился на него.
Весь год я ввязывался в драки и отваживал от него хулиганов. Я ночами не спал, переживая, что его побьют в следующем году, когда меня не будет рядом. А он тут заявляет, что это он защищает меня.
Гроувер, сказал я, от чего конкретно ты меня защищаешь?
Под ногами у нас заскрежетало. Из-под приборной панели повалил черный дым, и на весь автобус завоняло тухлыми яйцами. Водитель выругался и повел покалеченного «Грейхаунда» к обочине.
Несколько минут он чем-то громыхал в двигателе, после чего объявил, что нам придется выходить. Мы с Гроувером и остальными пассажирами гуськом поплелись к выходу.
Мы оказались посреди шоссе, в таком месте, на которое едва ли обратишь внимание, если тут не заглохнет твой автомобиль. На нашей стороне автострады не было ничего, кроме кленов и мусора, который люди швыряют из машин. На другой стороне, за четырьмя полосами блестевшего от дневной жары асфальта, стоял старомодный фруктовый ларек.
Товар в ларьке был отменный: ящики, полные кроваво-красных вишен и яблок, грецких орехов и абрикосов, бутылки с сидром, уложенные в ванну на львиных лапах и засыпанные льдом. Покупателей видно не было: только три старушки в креслах-качалках сидели в тени клена и вязали самую большую пару носков, которую мне доводилось видеть.