Лэнгдон вздохнул, ему начали надоедать эти игры.
Да, пирамида просто великолепна.
Шрам на лице Парижа, сердито проворчал Фаш.
Один ноль в его пользу. Лэнгдон понял, что этому человеку трудно угодить. Известно ли капитану, подумал он, что пирамида, построенная под патронажем Франсуа Миттерана, состоит из 666 стеклянных панелей, что вызывало много споров и кривотолков, особенно у противников бывшего президента, поскольку 666 считалось числом сатаны?
И Лэнгдон решил не затрагивать эту тему.
Они спустились еще глубже и оказались в подземном вестибюле. В царившем там полумраке трудно было оценить истинные его размеры. Построенное на глубине пятидесяти семи футов под землей, это новое помещение Лувра занимало площадь в 70 000 квадратных футов и напоминало бесконечный грот. Отделка была из мрамора теплых охряных тонов, в тон желтовато-золотистому цвету наземного фасада здания, и днем здесь было светло и людно. Сейчас же атмосфера тут царила, мягко говоря, совсем не праздничная, полумрак и пустота создавали ощущение, что ты находишься в холодном склепе.
А где же сотрудники музея? спросил Лэнгдон.
En quarantaine,[10] ответил Фаш таким тоном, точно Лэнгдон ставил под сомнение дееспособность его команды. Очевидно, сегодня в здание проник посторонний. И все ночные сторожа Лувра находятся сейчас в другом крыле, где их допрашивают.
Лэнгдон кивнул и прибавил шагу, стараясь не отставать от Фаша.
Как хорошо вы знакомы с Жаком Соньером? спросил капитан.
Вообще не знаком. Мы с ним ни разу не встречались.
Фаш удивился:
Но вы же должны были вечером встретиться?
Да. Договорились о встрече сразу после лекции в Американском университете. Я ждал, но он так и не появился.
Фаш что-то записал в блокнот. Они двинулись дальше, и Лэнгдон мельком заметил менее известную пирамиду Лувра, так называемую перевернутую. Она свисала с потолка и напоминала сталактит в пещере. Фаш жестом пригласил Лэнгдона подняться на несколько ступенек, которые вели к входу в изогнутый аркой туннель. Над входом висела вывеска с надписью «DENON». Это название носило самое знаменитое своими экспонатами крыло Лувра.
А кто предложил вечернюю встречу? резко спросил Фаш. Вы или он?
А кто предложил вечернюю встречу? резко спросил Фаш. Вы или он?
Вопрос показался странным.
Вообще-то мистер Соньер, ответил Лэнгдон, входя в туннель. Его секретарша связалась со мной по электронной почте несколько недель назад. Писала, что куратор узнал о моем предстоящем выступлении в Париже и хотел бы воспользоваться этим, чтобы обсудить кое-какие вопросы.
Какие именно?
Не знаю. Связанные с искусством, полагаю. Ведь интересы у нас были примерно одинаковые.
Фаш смотрел скептически.
Так вы действительно понятия не имеете о предмете этой встречи?
Лэнгдон не имел. Нет, в тот момент ему стало любопытно, что могло понадобиться от него Соньеру. Ведь выдающийся знаток изобразительного искусства прославился своей скрытностью и замкнутостью, чрезвычайно редко посещал лекции и прочие общественные мероприятия. И Лэнгдон просто обрадовался возможности пообщаться с этим незаурядным человеком.
Но, мистер Лэнгдон, у вас есть хотя бы догадка о том, что наша жертва хотела обсудить с вами, причем в тот самый вечер, когда произошло убийство? Это очень помогло бы в расследовании.
Лэнгдон уловил двусмысленность вопроса и сразу занервничал.
Я действительно понятия не имею. Не спрашивал. И был просто польщен, что такой человек захотел со мной встретиться. Я, видите ли, большой поклонник трудов Соньера. Часто цитирую его высказывания на занятиях.
Фаш снова сделал запись в блокноте.
Теперь они находились на полпути к входу в нужное им крыло, и Лэнгдон видел впереди два эскалатора, оба простаивали без движения.
Так у вас с ним были общие интересы? осведомился Фаш.
Да. Весь прошлый год я был занят тем, что делал наброски книги, связанной с основными областями научных изысканий месье Соньера. И очень рассчитывал на его мозги.
Фаш поднял голову:
Простите?
Очевидно, идиома не поддавалась переводу.
Я хотел узнать, каковы его соображения по этому поводу.
Понимаю. Ну а повод?
Лэнгдон замялся, не зная, как лучше объяснить.
В основе своей труд посвящен иконографии поклонения богине, концепции святости женского начала. А также художественным изображениям и символам, связанным с этим.
Фаш пригладил волосы мясистой ладонью.
А Соньер знал в этом толк, да?
Как никто другой.
Понимаю.
Но Лэнгдон чувствовал, что капитан ни черта не понял. Жак Соньер считался первым в мире знатоком в области иконографии богинь. Он не только питал личное пристрастие к реликвиям, связанным с культами богини плодородия, Уитаки,[11] и священным женским началом. За двадцать лет работы куратором Соньер помог приумножить сокровища Лувра и создал величайшую в мире коллекцию произведений искусства, связанных с изображениями богинь: от украшений из самых древних греческих усыпальниц в Дельфах до золотых скипетров; от сотен древнеегипетских крестиков, напоминающих фигурки крошечных стоящих ангелов, до погремушек, с помощью которых в Древнем Египте отгоняли злых духов. И наконец, он собрал поразительную коллекцию статуй, отображающих, как богиня Исида вынянчивала своего сына Гора.[12]