«Да она же удивительно хороша! подумал он. Не просто хороша прекрасна!..» Но застеснявшись собственных мыслей, Герман сказал:
Если говорить серьезно, то самое умное, что я могу сейчас выдать: пусть завтра будет такой же чудесный вечер, как сегодня. Ты согласна?
Не знаю, она улыбнулась.
Не знаешь? Тогда не скажу.
Чего не скажешь?
Ишь какая хитрая.
Ну почему хитрая? искренне удивилась она.
Потому что так спрашиваешь, Герман понизил голос до шепота и таинственно продолжал: Я сделал одно открытие. Очень важное и очень интересное. И хотел завтра рассказать тебе о нем.
А почему не сегодня?
За спиной послышались всплески подплывал Петр.
Не все сразу! Сегодня я рассказал про нашу знаменитую рыбалку.
Катя тихо засмеялась.
Петр медленно, отдыхая, проплыл вокруг лодки и проворно влез в нее.
Ну ты и даешь!.. покачал головой Герман. Наверно, разрядник?
До мастера спорта трех секунд не хватило. Представляешь, какая досада? Вот я и хочу эти секунды за лето сбросить.
В словах Петра не было бахвальства, но они остро задели самолюбивую натуру Германа.
До мастера спорта трех секунд не хватило. Представляешь, какая досада? Вот я и хочу эти секунды за лето сбросить.
В словах Петра не было бахвальства, но они остро задели самолюбивую натуру Германа.
Тебе хорошо: тренироваться можно. А мне?.. Искусственного льда здесь нет.
Коньки?
Фигурное катание. Танцы на льду.
О!.. Петр уважительно посмотрел на Германа. Сам я на коньках в жизни не стоял, а фигурное катание люблю смотреть больше хоккея... И какой разряд?
Первый.
Ух ты!.. В республиканских участвовал?
Нет. Пока нет. Но в эту зиму надеюсь.
Пока плыли к берегу, Катя не проронила ни слова. Она опять сидела вполоборота и смотрела куда-то за озеро, но Герману показалось, что лицо ее теперь было не столько задумчивым, сколько печальным.
Он ни разу не сумел перехватить ее взгляд даже на берегу, и только возле дома на его «до завтра!» Катя повернула голову и чуть заметно кивнула. В глазах ее в этом Герман убедился была грусть.
«Отчего бы это? с тревогой подумал он. Ведь все было так хорошо, она так искренне смеялась!..»
Он решил, что завтра же непременно спросит у Кати, что вызвало у нее эту печаль.
13
Люське было три года, когда отец впервые, играючи, посадил ее на мягкую спину Орлика. Сияющая от удовольствия девчушка вцепилась всеми десятью пальцами в холку лошади и задрыгала ножонками.
Пусти!.. Не держи. Я сама!..
Упадешь не хнычь, ответил Иван и отошел.
К той поре понятливый мерин уверенно носил на себе удалую маркеловскую ребятню, но тут почувствовал, что седок слишком уж легок он чем-то напоминал ласкающую ладонь хозяина, и Орлик не решился тронуться с места.
Но, но!.. кричала Люська, теребя жесткую холку. Тяпай! и пыталась колотить пятками по бокам лошади, как это делал старший брат Мишка.
Орлик покосился на нее фиолетовым глазом и осторожно шагнул раз, другой, третий...
Люська завизжала от восторга.
Тяпай, тяпай!..
Мерин перешел на рысь. Он бежал необычно, мягко и плавно переставляя тонкие ноги, но все равно Люська медленно сползала с его гладкой спины. Тогда Орлик остановился и, подгибая одновременно передние и задние ноги, начал ложиться. Когда пальцы Люськи, онемевшие от напряжения, разжались, под ногами девочки уже была земля...
С тех пор прошло десять лет.
Все маркеловские ребята очень любили Орлика, берегли его, чистили и купали в озере, открыто, а чаще тайком давали ему лакомые кусочки: то отломят пирога, то целую калитку[9] скормят, то угостят сахаром или конфеткой. За все это Орлик платил безупречным послушанием. Стоило свистнуть, и он галопом спешил с пастбища и покорно шел за любым из ребят. Но при всем этом его особые симпатии всегда были отданы Люське. Ей, чтобы сесть верхом, когда она еще не могла заскакивать в седло с земли, не нужно было подводить мерина к изгороди. Она просто шлепала его ладошкой по груди, и мерин ложился...
К девяти годам Люська настолько уверенно держалась в седле и так умело управляла Орликом, что отец разрешил ей съездить в Саргу. Дело было не спешное и не очень важное купить ламповых стекол, но оно требовало большой аккуратности в обратном пути. Люська справилась с ним блестяще. С той поры год от года девочка все чаще ездила в Саргу за почтой, за продуктами, а на этот раз отец отправил ее за материей и посудой по заказу бабки Акулины.
В поездках бывало всякое: Люська попадала в бурю и в проливной дождь, не раз случалось, на дорогу выходил медведь, и тогда Орлик останавливался, прижав уши и нервно вздрагивая, и ждал, когда косолапый скроется с глаз, а потом стелющимся карьером пролетал место, где в воздухе еще держался леденящий лошадиную кровь звериный запах.
Было просто удивительно, как мог Орлик в такие мгновения настолько точно ощущать пространство, которое занимала припавшая к гриве Люська, что всегда благополучно проносил ее под нависшими над дорогой сучьями деревьев.
Изредка в пути встречались туристы в последние годы они все чаще проникали в глухой ким-ярский край. Еще издали, заслышав людей, Орлик поднимал голову, начинал прясть ушами, а завидев, тонко и коротко ржал, будто приветствовал. Но мимо незнакомых всегда проходил широкой пружинящей рысью, готовый в любой миг перейти на галоп.