Да уж, звучит странно. Перестала скрывать это несколько лет назад, продолжает она. Думаю, никто из «Голд Кост» пока не знает. Она делает паузу. Мою любимую зовут Фрида. Она программист. Живет в соседнем квартале.
Круто, говорю я. И не лукавлю. Они с Адамом, казалось, не подходили друг другу. Понятное дело, я так думала.
Рада тебя видеть.
Я тебя тоже. Что еще можно сказать? Стоя перед Рейчел, я ловлю себя на том, что тоскую по прошлому, по месяцам, предшествовавшим смерти Шайлы и нашему посвящению. Я хочу зарыться в те недели, когда мы все были единым целым. Даже когда это походило на пытку, когда нас толкали к самому краю и я думала, что взорвусь от адреналина и страха, я знала, надеялась, что оно того стоит. Мы держались за нить, которая всегда грозила разорваться.
Свистит ярко-желтый чайник, и Рейчел отворачивается. Когда она разливает кипяток по кружкам, я замечаю едва различимые белесые шрамы, покрывающие тыльную сторону ее предплечий и загривок. Некоторые из них тонкие, как будто кто-то провел по коже швейной иглой, а другие толстые и выпуклые, пугающие.
Она поворачивается, перехватывая мой взгляд.
Ах, это, тихо произносит она. После всего случившегося у меня был плохой год. Могло быть и хуже.
Мне никогда не приходило в голову, что Рейчел тоже страдает, что она стала жертвой того, что совершил или не совершил Грэм. Думаю, ее единственным преступлением была верность. Заплатить пришлось и за это.
Пойдем. Она поднимает дымящиеся кружки и проходит мимо меня к дивану. Давай покончим с этим.
Подушки прогибаются под нашим весом, и я жду, когда она заговорит. Мне не хочется быть первой, кто заполнит тишину. Проходят секунды, может и целая минута, прежде чем Рейчел снова встает, сплетая пальцы рук.
Я сейчас, бросает она.
Рейчел скрывается за дверью спальни, и я слышу шорох бумаг и легкое шарканье ног. Наконец она появляется, держа в руках пухлый конверт старомодный, из плотной бумаги, с застежкой в виде картонных кружочков, связанных вместе тоненьким красным шнурком.
Открой это. Она протягивает мне конверт.
Я разматываю шнурок и вытаскиваю стопку неровных листков бумаги. С виду целая куча всякого хлама. Рейчел молчит. Я откладываю конверт в сторону и беру в руки первый документ. Табель успеваемости Грэма за девятый класс. Средний балл 87. Хорошо, что он мог обойтись без стипендии. Следующая реликвия представляет собой кусок толстого картона с наклеенной глянцевой фотографией Шайлы и Грэма. Оба широко улыбаются. Он обнимает ее за плечи, а она склоняет к нему голову. Сверкают их белые зубы, темно-синие блейзеры с эмблемой «Голд Кост» идеально отглажены. Ни пятен травы, ни случайных крошек. Я смотрю в их глаза и содрогаюсь, роняя остальные бумаги на пол.
Черт, вырывается у меня. Я никогда не видела этой фотографии. Похоже, ее сделали на матче по лакроссу, и они позируют на фоне трибун. Возможно, я стояла всего в нескольких шагах от них.
Этот снимок так и не попал в ежегодный альбом. Губы Рейчел слегка изгибаются в усмешке. Она пытается шутить. Но он всегда был моим любимым.
Шайла смотрит на меня. Такая юная. Ей бы жить да жить. В горле пересыхает, и я впиваюсь пальцами в картонку. Все ужасно нелепо и запутанно Грэм жив, а Шайла мертва. Меня так и подмывает швырнуть кружкой в Рейчел и ее самодовольное личико, за то, что она привела меня сюда и дразнит воспоминаниями, которые я так отчаянно пыталась забыть. Я дергаю края фотографии, словно хочу вырвать Шайлу из объятий Грэма. И вдруг листок поддается, и у меня в руках остается лишь улыбка Шайлы. Половинка с Грэмом медленно опускается на пол.
У меня есть копии, говорит Рейчел.
Это разжигает мою ярость, и я вскакиваю с дивана, задевая коленом кружку. Она шатается, прежде чем рухнуть на пол, разлетаясь брызгами керамических осколков и липкой жидкости. Я не прошу прощения, потому что не считаю себя виноватой. Вместо этого я открываю рот, готовая извергнуть пламя. Но у Рейчел другие планы.
Сядь, Джилл.
И я, сама не зная почему, подчиняюсь.
Вот что я хотела тебе показать. Она роется в ворохе разбросанных по полу бумаг и достает один-единственный белый лист. Черные буквы пляшут на странице, но я не могу сосредоточиться, когда она кладет мне листок на колени.
Что это?
Смотри сама. Рейчел устраивается на полу, поджимая ноги под себя. Когда Грэма забрали, похоже, никто не потрудился исследовать доказательства. Копы просто поверили ему на слово. Сознался и готово. Дело закрыто. Они даже не проверили его одежду, не осмотрели Оушен-Клифф, ничего такого. Думаешь, полиция Золотого берега профессионально пригодна для расследования убийства? Они едва способны разве что устроить облаву на вечеринке в бухте.
Я это помню, на самом деле ничего не происходило. Арнольды явились в участок с каким-то мужчиной в черном костюме, адвокатом. Все было так завуалированно, так по-взрослому. А потом все закончилось.
Никто не ставил вопрос, он это сделал или нет, продолжает Рейчел. Все просто решили, что убил он, потому что Грэм сам так сказал. Но на него нашло какое-то затмение. Мы все были в таком состоянии, ты знаешь. Она качает головой. Он ничего не помнил. Подробностей никаких не сообщил. Да никто и не спрашивал. Он до сих пор ничего не может вспомнить. Тогда как же он мог это сделать? Это просто невозможно.