Они одеты в лохмотья, а на шеях, запястьях и лодыжках у них стальные кольца.
– Рабы? – спрашиваю я.
– Почему бы и нет? – усмехается Дерек.
В конце концов, я здесь гость. И потом, почему употреблять людей в пищу – хорошо, а бесплатно пользоваться плодами их труда – плохо? Я ограничиваюсь замечанием:
– Мой отец говорил, что от рабов мороки больше, чем пользы. Вечно что-нибудь замышляют против тебя или норовят сбежать.
– Пошли,- говорит Дерек, выходя из машины.
Он направляется к груде камней, которая оказалась теперь позади автомобиля. Я следую за ним.
– Здесь есть трещина, которая тянется через всю долину. – Он протягивает мне руку и делает знак сжать ее в своей. – Ну-ка сделай шаг вперед.
Я делаю шаг – и земля дрожит, даже как будто хрустит подо мной. Дерек успевает оттащить меня назад, прежде чем она проваливается.
– Поверхность земли здесь немногим толще яичной скорлупы. А там, внизу, – тысяча футов, – он слегка кивает головой в сторону ямайцев. – Им это известно. Они знают и то, что вокруг нас еще сотни таких же дыр.
Он еще раз свистит, на этот раз ниже и требовательнее, и ему отвечает ворчание собак.
– И еще они знают, что собаки здесь, рядом, – говорит Дерек, – так что бунтовать они не станут.
Мы проезжаем хорошо возделанные поля, пастбища с коровами, овцами и козами, аккуратные ряды деревянных домиков для работников, содержащиеся в идеальном порядке конюшни для породистых лошадей. Дерек паркует машину в тени одной из огромных шелковиц перед домом. Еще один «лендровер», бежевый, стоит под другой шелковицей, по другую сторону широкого проезда к дому.
– Запасной, – кивает на него Дерек.
Он жмет на клаксон три раза, созывая семью, и выходит из машины. Смотрю на широкие каменные ступени, ведущие на веранду, и понимаю, что этот дом раза в два больше нашего.
– Пошли, Питер! Семейство ждет тебя в доме. Никому не посоветую заставлять отца или маму ждать слишком долго.
– Иду, – говорю я, глубоко вздохнув. Еще раз проверяю, на месте ли медальон. Чувствую себя глупо, как мальчишка перед первым свиданием.
– Завидую тебе, – заговорщически шепчет Дерек, обняв меня за шею. – Пир! Если бы ты только знал, что для тебя приготовлено!
Мое замешательство только смешит его.
– Поторапливайся, дружище! Отец и мама скоро потеряют терпение.
13
Уже на ступеньках Дерек вырывается вперед. Я едва поспеваю за ним.
– Я всегда рад вернуться домой, – бросает он мне через плечо. – Там, снаружи, слишком много людей. Дурачье. Здесь – другое дело.
На веранде он останавливается перед массивными деревянными дверьми, потом распахивает их и делает мне знак войти первым. Я медлю несколько секунд, всматриваясь в глубь тускло освещенной комнаты, вдыхаю горьковатый запах этих стен, заставляю свое сердце биться спокойно.
– Входи, старина! – улыбается Дерек.- Это просто моя семья. У тебя есть шанс выйти отсюда живым. Очень может быть, что ты даже понравишься им.
– Есть шанс… – повторяю я, проходя в дверь.
Не очень-то я в этом уверен.
Члены семьи Элизабет стоят у подножия винтовой лестницы. Комната освещена только слабым светом, проникающим из другой, гораздо большей комнаты, расположенной выше этажом, и несколькими большими круглыми железными светильниками, в каждом из которых горит по меньшей мере три дюжины свечей. Светильники свисают с потолка на длинных железных цепях.
Члены семьи Блад смотрят на нас в упор. Я невольно отвожу взгляд, привыкаю к освещению. Неровный свет и бродящие по комнате тени делают присутствующих похожими на призраков. У отца, матери, младшего брата Элизабет такие же, как у Дерека, бледные лица, резкие черты, тонкие губы.