Сделав глубокий вдох, начинаю сочинять письмо отцу.
Дорогой Мак,
вы меня не знаете, зато я вас знаю.
Нет, это перебор. Слишком несерьезно. Удаляю и начинаю заново.
Уважаемый Наследный Принц Тошихито,
Думаю, я ваша дочь
4
Ничего? спрашивает Глори, теребя в руках салфетку.
Я откидываюсь на спинку красного винилового дивана и глажу набитый до отвала живот. «Сытый медведь» это закусочная в Маунт-Шасте. Она известна своими меню в формате газеты, безвкусным декором в виде черного медведя-лесоруба и бисквитами размером с тарелку. Мы частенько заглядываем сюда. Пришли. Поели. Победили. Наши лучшие моменты мы проживаем здесь.
Не-а.
Хансани мягко улыбается и поглаживает меня по руке.
Подожди еще немного. Прошло всего около недели.
На самом же деле я написала сообщение Дэвиду Мейеру тринадцать дней, два часа и пять минут назад. Не то чтобы я считала Просто вчера перестала проверять свой почтовый ящик каждые пять минут. Сейчас захожу в него один раз в час. Прогресс.
Мягко убрав руку, с признательностью смотрю на Хансани. В моем сердце для нее отведено особое место. У нее всегда спокойное счастливое лицо, а исходящая от нее энергетика напоминает «Любимцев Америки»[20]. Вдобавок Хансани размером с эвока[21]: если бы она позволила мне, то я бы носила ее в кармане. Порой наши мнения расходятся. Как доброй половине населения Маунт-Шасты, ей нравится The Grateful Dead. Мне же их музыка кажется самовлюбленным бренчанием на гитаре. Забросайте меня помидорами.
Быть может, его ответ попал в «спам»? предполагает Нура.
Хансани мычит в знак согласия.
Уже проверяла. Ничего.
А что, если мой отец не желает меня знать? До сих пор мне это в голову не приходило. Ауч. Даже от одной мысли об этом больно. Мне не стоит так волноваться, ведь он просто биологический незнакомец.
Быть может, если я часто буду повторять себе эти слова, то поверю в них.
А вот и счет. Расплатившись смятыми банкнотами, найденными в карманах или на дне сумок, оставляем чаевые мелочью. При выходе из заведения я застенчиво улыбаюсь официантке, как бы извиняясь: простите за двадцать процентов в виде горстки звенящих монет.
Мы загружаемся в машину Нуры хетчбэк с отшелушивающейся краской и сколом от камня на лобовом стекле. Я прыгаю на переднее сиденье, и мы едем на Лейк-стрит к дому Глори. Вдали одинокой белой пирамидой вырисовывается гора Шаста. Мэйн-стрит осталась позади: один светофор, полдюжины магазинов с горными кристаллами, независимый книжный и кофейня.
Сначала подбросим до дома тебя. Нура смотрит на Глори через зеркало заднего вида. Мы обгоняем семью верхом на лошадях. И еще: никогда больше не надевай эти штаны.
На ярко-фиолетовых легинсах Глори нарисованы глаза.
Меня устраивает, отвечает она. А ты когда перестанешь носить два яичка на макушке? Волосы Нуры собраны в два пучка.
Я оглядываюсь на Хансани, и мы обмениваемся улыбками. А те продолжают пререкаться до конца поездки.
Пятнадцать минут спустя мы подъезжаем к дому Глори, покрытому кедровой черепицей.
О черт. Глори откидывается на спинку сиденья, прижимая к груди сумку. Мы все понимаем, что происходит. Перед домом припаркована «Мазда Миата», а по дорожке идет новый бойфренд ее мамы. Стоматолог. Он носит толстую золотую цепочку и слишком часто повторяет «круто». Глори презирает его и скорее поймает голыми руками рвоту, чем заговорит с ним. И неудивительно: он самый настоящий разлучник семей и, кажется, помешан на азиатках. К тому же познакомились они с мамой Глори на «Фейсбук Маркетплейс». Вот так. Мне придется с ним говорить. Вот он уже машет рукой.
Поняла тебя. Нура достает телефон и звонит Глори по громкой связи.
Вылезая из машины, Глори снимает трубку.
Привет, что-то срочное? Она проходит мимо стоматолога, не произнося ни слова и даже не глядя на него. Я молча держу за нее кулаки.
Да, очень, отвечает Нура. Глори уже прошла полпути. Стоматолог в машине. Сзади эти штаны смотрятся еще хуже.
Глори открывает входную дверь.
Да иди ты, произносит она, но в ее голосе ни капли гнева. Дверь закрывается.
В целости и сохранности? спрашивает Нура.
В целости и сохранности. Люблю тебя.
И я тебя люблю. И обе вешают трубку.
В целости и сохранности? спрашивает Нура.
В целости и сохранности. Люблю тебя.
И я тебя люблю. И обе вешают трубку.
Затем следует очередь Хансани. Дом в стиле «крафтсман» по всему периметру огибает терраса.
У тебя добрая, прекрасная душа, Нура, говорит она, открывая дверь.
Нура делает вид, что разглядывает ногти.
На твоем месте я бы не стала никому об этом рассказывать. Я буду все отрицать, и тогда тебя назовут врушкой. И мне будет за тебя стыдно.
Хансани хихикает и убегает по дорожке к дому.
Мы уезжаем. Нура мчится по улицам Маунт-Шасты. Ее манера водить нечто среднее между «Марио Карт» и GTA. За это ленивое воскресенье я уже трижды хваталась за потолочную ручку. Она хлопает меня по коленке.
Я не видела тебя такой молчаливой с тех самых пор, как ты рассталась с тем-чье-имя-нельзя-называть-вслух.
Она имеет в виду Фореста. Когда я узнала, что он мне изменил, он назвал меня «эмоционально неуравновешенной». А я его мешком с крысами, замаскированным под человека. И вообще не жалею. У нас все равно ничего бы не вышло: ему нравятся девушки, которые не пользуются косметикой. А мне нравятся парни, которые не указывают девушкам, что им делать со своим телом.