Звук внутри был громче, но его местонахождение невозможно было определить; он отдавался ватным эхом везде, назойливо лез в уши и вибрировал, заунывно переливаясь. В тот момент, когда Ян распахнул массивный деревянный сундук в углу спальни, он вспомнил. В пять лет его брали на волчью охоту посмотреть собак, и там пожилой егерь с большими обвислыми усами держал в руках серый кожаный бурдюк, из которого торчало несколько трубок с флажками. Именно такой бурдюк теперь лежал в сундуке, но в отличие от того, из детства, этот гудел сам собой, и в его живом пульсировании было что-то жуткое, одушевленное.
– Ого, – усмехнулся за плечом Март. – Похоже, Ян, это по твоей, музыкальной части. Я вроде бы видывал подобные штуки, но, по-моему, у охотников.
– Ты прав, Збышек, – ответил Ян, зачарованно глядя на свою добычу. – Это волынка, причем не простая, а особенная. Ею подманивают волка, тот почему-то не может устоять перед ее звуками, вот волынку и прозвали волчьей.
Он с сомнением покачал головой.
– Но я никогда не слышал прежде, чтобы волынки, даже пусть и волчьи, играли сами собой. Давай попробуем ее остановить. Есть у меня одна идея.
Они достали волынку из сундука, однако, сколько ни крутили, как ни тормошили, кожаный бурдюк не умолкал, даже, наоборот, загудел сильнее и тоскливее. В один прекрасный момент Март, очевидно, слишком сильно нажал, и из трубки вдруг пошел хлопьями сероватый дым.
Неожиданно сзади возник Травник, он резко оттолкнул Яна и бросился к волынке, окутанной густым дымом. В руке у него появился короткий кинжал с широким тусклым лезвием, им друид со всего маху рубанул бурдюк, потом еще и еще. Кожаный мешок развалился на глазах, как старый гигантский гриб-дождевик, исторгнув из себя целое облако свинцового цвета. Несколько раз он дернулся в конвульсиях и затих после того, как воздух с шипением вырвался из трубок, царапнув напоследок ухо возмущенной, визгливой нотой. Март с опаской пошевелил разрубленную волынку сапогом, и бурдюк еще сильнее сжался, покрывшись трещинами складок, и опал.
– Что там у вас случилось? – заглянул в окно встревоженный Лисовин. – Тут волки сбежали, вся стая сорвалась с места как безумная и давай бог ноги. Сейчас, наверно, уже в чаще.
Он озабоченно осматривал комнату, а вслед за ним заглядывали в окно остальные. Травник в двух словах объяснил товарищам, что произошло, и одобрительно похлопал Коростеля по плечу.
– Получается, эта штука и натворила в деревне бед? – недоверчиво протянул Снегирь, покосившись на рваную, съежившуюся волынку. Травник усмехнулся и покачал головой.
– Тут без волынщика не обошлось. Впрочем, пора в деревню. Думаю, гулянью приходит конец.
Однако выйти из комнаты оказалось не так-то просто. Все крыльцо и ступени лестницы были завалены телами павших в изнеможении музыкантов и сельчан, и Молчун с Книгочеем основательно потрудились, прежде чем им удалось освободить дверь. Друиды быстро выбрались из дома и, спустившись на площадь, огляделись. Майдан перед старостиной избой напоминал поле битвы. Вокруг в самых разнообразных и причудливых позах лежали спящие люди. Рядом с ними лежали собаки, кошки, птицы, в загонах и стойлах спала скотина, переминались с ноги на ногу лошади, уставившись невидящими глазами в одну точку, хвосты безвольно повисли. Это было настоящее сонное царство, только пчелы и шмели деловито гудели над цветами.
Книгочей осмотрел нескольких спящих и объявил, что через десять – двенадцать часов все придут в себя. Травник отправил всех на околицы наложить заклятия, чтобы дикие звери не вошли в деревню, оставив только Молчуна и Яна. Первый был отправлен пополнить съестные припасы, благо многочисленные столы на майдане ломились от всяческой снеди. Молчун вооружился сумками и мешками, вытряс из них все содержимое и отправился за добычей.