Основной характеристикой толпы считалась иррациональность, объяснявшая сложность понимания массового поведения, непредсказуемость действий толпы и ее практическая неуправляемость. Толпу определяли как большое скопление людей с единым эмоциональным настроем, собравшихся в одном месте и объединенных общей целью. Сосредоточенные в одном месте, люди вынуждены были находиться в непосредственной близости друг от друга и быть прикованными к всеобщему центру внимания, что создавало условия для эффективного манипулирования их волей. Манипуляторами выступали «вожди», действующие в своих корыстных интересах.
Массы, служащие интересам своих вождей, вызывали страх, так как в основе поведения толпы лежали неконтролируемые эмоции, а не разум. Толпа не имела структуры или какой-либо организации поведения, что отличало ее от группы или каких-либо других институализированных форм объединения индивидов.
Теоретическая «реабилитация» толпы началась в XXI в. в результате цифровизации современного общества. Постепенно в дискурсе социальной теории приходило понимание того, что толпа может быть управляема и регулируема, причем внутренними по отношению к ней равноранговыми акторами. Новые характеристики поведения толпы фиксировались не только в digital-среде, так как быстро выяснилось, что интеграция офлайн- и онлайн-пространств происходит постоянно. Иначе говоря, организованная в интернете масса людей способна на рациональное социальное действие в реальном мире. Социальное взаимодействие людей при помощи электронных средств коммуникации носило по большей части позитивный характер, что послужило поводом к пересмотру исследовательских точек зрения на роль масс.
Несколько крупнейших социальных теоретиков в начале XXI в. предложили новую интерпретацию социальной роли феномена цифровой толпы. Структурно-организационную концепцию цифровизации масс предложил Г. Рейнгольд [Rheingold]. Новый вид толп, консолидирующих индивидов в синхронизированное целое на основе интернет-технологий, он обозначил термином «умная толпа» (smart mob), подчеркивая словом smart скоординированность и телерациональность коллективных действий. Умная толпа Г. Рейнгольда тесно связана с новым качеством спонтанности: для внешнего наблюдателя акции умных толп разворачиваются внезапно и беспричинно, но фактически они тщательно спланированы и подготовлены. Важно отметить, что, хотя Г. Рейнгольд начинает свой анализ толп с дескриптивных позиций, он довольно быстро приходит к выводу о том, что умная толпа это технология социальной организации. Благодаря перманентному свободному обмену данными между неограниченным количеством пользователей возможно с минимальными издержками собирать массы для осмысленных рациональных действий. С толпами доцифровых эпох умную толпу сближает только внешний признак, а именно быстрая концентрация большого количества людей в публичном пространстве. Внутренние характеристики данного феномена связаны с новым качеством социальной организации, когда основой интеракций становятся слабые социальные связи.
Итак, умная толпа (в терминологии Г. Рейнгольда смартмоб, в медиадискурсе флешмоб) может быть противопоставлена толпе обычной как новая групповая форма социальной практики. Ее ключевой характеристикой является четкая дихотомия на онлайн-и офлайн-фазы, поскольку смартмобовые действия планируются и контролируются в интернете, а реализуются в традиционном социальном пространстве. Взгляды Г. Рейнгольда способствовали возникновению мысли о том, что благодаря цифровым технологиям толпа может быть четко организована для выполнения рациональной задачи и управляема самими участниками.
Когнитивно-экспертную концепцию цифровой толпы предложил Д. Шуровьески, использующий близкие Г. Рейнгольду идеи, согласно которым цифровая толпа является сложной формой социальной организации. В русле социальной эпистемологии он доказывает несостоятельность тезиса об иррациональности толпы в условиях цифрового общества и радикализирует утверждение о ее рациональности. Если Г. Рейнгольд считает, что высокотехнологичная толпа не снижает рациональность отдельного индивида, то Д. Шуровьески идет дальше и доказывает, что она эту рациональность повышает [Surowiecki]. Используя экономико-управленческие кейсы, Д. Шуровьески оценивает вклад коллективного разума в переформатирование современных институциональных структур (бизнес, гражданское общество, государство). Наиболее убедительны примеры экспертных функций толпы, востребованных в решении сложных задач. Автор показывает, как технологии раскрывают прогностические способности толпы, применяемые в финансовой сфере, политике, оптимизации бизнес-проектов, предсказании катастроф и терактов. Характерно, что Д. Шуровьески отказывается от традиционных элитократических концепций, демонстрируя когнитивное превосходство цифровой толпы над интеллектуальными элитами. Интеллектуальная реабилитация толпы, осуществляемая Д. Шуровьески, открывает новый взгляд на способы координации действий больших групп людей.
Разновидностью когнитивно-экспертной концепции являются вики-модели цифровой кооперации масс, связанные с консолидирующим потенциалом вики-сайтов (т. е. сайтов, содержанием которых самостоятельно управляют пользователи, а не профессиональные разработчики). Д. Тапскотт и Э.Д. Уильямс, предложившие термин «викиномика», исследовали экономические и социальные эффекты новых технологий массового сотрудничества [Tapscott, Williams]. Главное теоретическое достижение их вики-модели установление массовизации социальных практик, основанных на принципах открытого кода и взаимодействия равных. Эту аналитическую линию продолжает Б. Новек, изучавшая вики-правительство [Noveck]. Вики-сайты позволяют пользователям не только публиковать контент, но и отбирать его на основе экспертных практик, связанных с накоплением цифровой репутации. В итоге викисообщества превращаются в консолидированную экспертную цифровую толпу, весьма далекую от консервативного образа толпы как объекта. Вики-толпа это созидательное начало, способное обслуживать выдвижение и реализацию проекта любого характера, политического, правового, технического и т. д. По мнению Б. Новак, вики-правительство представляет собой новую форму коллективных действий, благодаря которой можно повысить эффективность государственных структур, создав «правительство людей, для людей и с участием людей» [Noveck, р. 11]. Как видим, активность масс в условиях цифровизации становится формой коллективного творчества, а не инструментом разрушения и дестабилизации.