Лимузин вдруг дернулся, раздался зловещий скрежет, после чего с автомобиля слетела крыша, и из разваленного кузова кубарем вывалился страшно матерящийся Лука.
А-а-а Налитыми кровью глазами великан уставился на городовых.
Если учесть его габариты, залитое кровью лицо, оскаленную пасть и крупнокалиберную «Лупару» в левой руке, картинка получилась угрожающая.
Уличные служители закона даже шарахнулись назад, но потом, к их чести, все-таки пришли в себя и дружно прицелились в Луку.
Тихо, тихо!!! заорал я, закрывая собой Мудищева. Это свой!
Городовые нехотя опустили свои «смит-вессоны», я уже было ухватился за шиворот Тайто, чтобы вытащить айна из машины, но тут краем глаза заметил какой-то продолговатый предмет в воздухе. Больше всего он напоминал собой обыкновенную пивную бутылку, летел к нам по крутой дуге и оставлял за собой шлейф прозрачного сизого дымка.
Ложись! гаркнул я и броском ринулся в сторону.
Темный цилиндр с негромким лязгом тюкнулся о заиндевевшую мостовую, несколько раз подскочил, с мелодичным звоном покатился и остановился возле левой штиблеты Луки, так и не успевшего упасть. Мудищев и городовые одновременно недоуменно уставились на бомбу.
На землю, идиоты! надсаживаясь, заорал я, но тут заметил шмыгнувшую в переулок фигуру в длинном пальто и, сам того от себя не ожидая, рванул ей вслед.
Спина закаменела, уже почти ощущая впивающиеся в нее осколки, но взрыва так и не последовало.
Господи, спаси и сохрани, Господи, спаси и сохрани Бормоча молитву и отчаянно стараясь удерживать равновесие на скользких камнях, я заскочил в переулок и понесся по очередной узенькой улочке.
На успех не надеялся, так как выбрал направление наугад, и даже обрадовался, когда мне навстречу стукнул сухой негромкий выстрел.
Воротник фрака что-то рвануло, я нырнул и, проехавшись на заднице ногами вперед, сбил на мостовую длинного и худого небритого мужика, а точнее, парня, из-за щетины выглядевшего гораздо старше своего возраста. Саданул его рукояткой пистолета по башке, навалился всем телом и, поймав за кисть, резким движением завернул бомбисту руку за спину.
Врешь, жид хрипел тот, отчаянно сопротивляясь. Не возьмешь, христопродавец!
Совсем рехнулся? удивился я и, изловчившись, еще раз двинул его по затылку. Какой я тебе жид?
Но вопрос так и остался без ответа бомбист наконец вырубился.
Ваше высокопревосходительство!!! В переулок влетели городовые, а за ними несколько солдат с винтовками наперевес.
Жив, Християныч? Следом появился Лука, одной рукой поддерживающий отчаянно хромавшего Тайто.
Да что со мной станется проворчал я, вставая. А ведь могли и достать
А дальше
Но вопрос так и остался без ответа бомбист наконец вырубился.
Ваше высокопревосходительство!!! В переулок влетели городовые, а за ними несколько солдат с винтовками наперевес.
Жив, Християныч? Следом появился Лука, одной рукой поддерживающий отчаянно хромавшего Тайто.
Да что со мной станется проворчал я, вставая. А ведь могли и достать
А дальше
Дальше бомбиста приняли жандармы, а нас очень бережно и под тщательной охраной препроводили в Императорскую военно-медицинскую академию, где отдали в руки толпе всевозможных академиков, в том числе прибывшему чуть позже лейб-медику императорской фамилии Боткину. Уж не знаю, тому самому знаменитому врачу или его родственнику.
К счастью, я отделался только ушибами и слабой контузией, а вот ближникам досталось гораздо сильнее. Впрочем, с ними тоже сравнительно обошлось Тайто всего лишь рулем поломало ребра и выбило коленную чашечку, а Луке, помимо выбитых зубов, до кости рассадило скулу. Но все остались живы, к счастью.
Хотя, честно говоря, чувствовал я себя прескверно, по большей части из-за адреналиновой ломки, хотя и контузия тоже сказывалась. И по рекомендации врачей согласился остаться до вечера в госпитале.
После того как от меня отстали доктора, валом поперли государственные мужи и прочие должностные лица. Сначала рангом пожиже, а потом пошел главный калибр, в том числе начальник Отдельного корпуса жандармов Таубе, военный министр Сухомлинов, министр иностранных дел Извольский и тот же Столыпин, совмещавший должности министра внутренних дел и премьера. Даже обер-гофмейстер с обер-гофмаршалом его величества анпиратора всероссийского приперлись и еще несколько лиц из царской свиты.
Общий посыл государевых мужей звучал так:
Мы выражаем искреннее сожаление в связи со случившимся трагическим и досадным инцидентом. Выражаем искреннее восхищение вашим мужеством. Обеспечим тщательное расследование и гарантируем, что все причастные понесут справедливое возмездие. А также испытываем искреннюю надежду, что сей прискорбный случай не повлияет на
И так далее, и тому подобное. При этом государевы мужи дружно рычали на бледного градоначальника и прочих ответственных за расследование и требовали немедленных результатов.
При виде этих притворно-скорбных рож мне хотелось немедля послать чиновников куда подальше, но приходилось сдерживаться. Хотя Сухомлинов и Столыпин переживали искренне. Первый из-за возможного срыва демонстрации новой военной техники, которую я привез в Россию, а второй из-за проекта аренды Сахалина, горячим сторонником которого он являлся.