Она поняла, что не уснет, но лишь больше растревожится, и села.
За окном было темно, и в темноте этой изредка мелькали огни глазами диковинных зверей. Грохотали колеса. Вагон покачивало, но теперь это покачивание вызывало приступы дурноты.
Анна накинула домашний халат. Аргус поднялся.
Не думаю, что в этом есть хоть какой-то смысл, Анна провела пальцами по сухой чешуе. Но ты, пожалуй, прав. В одиночестве мне нынче тошно.
Она выглянула.
Коридор был пуст и сумрачен. Поблескивали металлом таблички на запертых дверях. Темная ковровая дорожка казалась почти черной. Слабо шевелились шторки на окнах. Захотелось вдруг воздуха, нестерпимо, так, что Анна поняла, что еще немного, и задохнется. Она попыталась открыть окно, но не вышло.
Дышать.
В груди полыхнуло болью, а воздух, окружавший Анну, сделался густым и тягучим. Она метнулась к другому окну, к третьему
Не выходит.
Горло сдавило. И каждый вдох давался с трудом. И Анна понимала, что времени у нее почти не осталось, почти Вдруг рама вместе со стеклом захрустела, поддаваясь. И Анна, чувствуя, что времени вовсе не осталось, налегла на нее всей тяжестью своего тела. Хруст усилился, посыпалось стекло, и вдруг что-то ухнуло, рухнуло под нею, вываливаясь в темноту, унося с собой саму Анну.
Она хотела закричать. Не успела. Замерла, еще силясь удержаться, но понимая, что вот-вот провалится в эту безоглядную, беспросветную тьму. Она слышала далекий рык. И боль, пронзившую запястье, ощутила.
Был рывок, опрокинувший ее на спину. Чьи-то встревоженные голоса. Грозный рокот Аргуса, и кажется, она смеялась. Сидела на полу, прижимая к груди разодранную руку, и смеялась, смеялась, счастливая оттого, что жива.
Целителя, этот голос оборвал смех.
Анну подняли. И кажется, Аргус замолчал, признавая право этого человека прикасаться.
Самоубийц только не хватало
Она услышала это четко и удивилась. Кто самоубийца? Она? Анна и не думала, не собиралась. Смех сам собой угас, сменившись болью в руке. А еще страхом от понимания, что она и вправду едва не погибла. Но как?
Целитель, невысокий, благообразного вида господин, с рукой управился на раз.
Будет болеть, предупредил он, косясь на Аргуса, который вел себя на редкость смирно, хотя и взгляда с чужака не спускал. И в нечеловеческой этой внимательности виделась Глебу тень разума.
И капельки успокоительные все ж примите. Закончив перевязку, целитель тщательно вымыл руки, взмахом отпустил полового с рукомойником и полотенцами. Он натянул белоснежные перчатки. Поправил манжеты на рубашке. Хорошие капельки. Многим дамам помогают.
Я не собиралась покончить с собой, тихо произнесла Анна, которая выглядела растерянной и несчастной.
В светлых волосах ее блестели мелкие осколки стекла, и надо бы попросить, чтобы помогли вычесать. А еще умыться.
И должна же быть горничная в вагоне? Или хоть кто-то
Конечно-конечно, не собирались. Но порой и такое бывает, что человек не собирался, а оно как-то вдруг да и вышло само собою. Женский пол весьма впечатлителен. Порой диву даешься, что творится в прекрасных головках, целитель поклонился. Утречком я вас еще проведаю и рекомендации выпишу. Воспоследуйте, будьте уж любезны. И вы, милейший, приглядите за вашей родственницей.
Он коснулся пальцем цилиндра, который, в нарушение всех писаных и неписаных правил, снимать не стал. И, поклонившись низко правда, в том Глебу привиделась скрытая издевка, отбыл.
А капли остались. Флакон темного стекла, перевязанный на горлышке синей лентой, на которой крепился бумажный квиток. Лента была завязана бантиком, и это отчего-то раздражало.
Я действительно не собиралась, Анна подняла руку и коснулась горла. Я просто не спалось. Я решила выйти пройтись.
Я действительно не собиралась, Анна подняла руку и коснулась горла. Я просто не спалось. Я решила выйти пройтись.
Глеб решился и вытащил-таки серебристую искру стекла из волос.
Простите
Она кивнула:
Там стало нечем дышать. Я не знаю, раньше со мной такого не бывало. Просто вдруг я поняла, что вот-вот задохнусь. Я хотела открыть окно, но все были заперты.
Они изначально не открываются.
А это Анна будто его не услышала. Оно вдруг пошатнулось, и я решила, что могу выдавить, что Мне просто нужен был воздух, а окно вдруг вниз, и я следом. Я я не знаю. Он меня спас.
Спас. Несомненно. И уже за это Глеб был готов простить твари ее ехидную ухмылку.
Я уже потом. И смеялась почему-то. Не понимаю.
Позволите?
То, что Глеб услышал, ему совершенно не понравилось. Он коснулся бледной шеи, на которой тоже виднелась царапина. Ее целитель не стал ни убирать, ни мазать, и царапина уходила куда-то вниз, под ворот ночной рубашки.
Синеватая кожа. Бугорки позвонков. И тьма, которая все так же спит. Проклятье по-прежнему росло, но медленно. И оно, пусть и вцепившееся в позвоночный столб, не поднялось выше третьей пары ребер. Стало быть, проблемы с дыханием не от него. А от чего?
Искр в волосах было много. И выпутываться они не желали.
Что вы делаете? поинтересовалась Анна.
Стекло выбираю. Я попрошу сестру, чтобы помогла вам
Не стоит.
Спать со стеклом
Не уверена, что я хочу спать, она зябко повела плечами. Знаете, я понимаю, что умру. Что давно должна была умереть, однако, как ни странно, жива. Но это долго не продлится. Еще месяц? Или год?