Я держалась, пока не подоспел ночной сторож, а потом рухнула к его ногам без сознания.
Поговаривали о том, чтобы отправить меня в больницу: интенсивная терапия в спокойном месте поможет мне прийти в себя. Но спокойнее всего мне было дома. На работу я ходить не могла: была не в состоянии не то что исполнять свои обязанности, но даже войти в офисное здание. Но тихая жизнь и немножко успокоительного ровно столько, чтобы расслабиться и сохранять душевное равновесие, оказались лучшим лекарством. Я вставала поздно, бездельничала, много читала, но только книги с незамысловатыми, спокойными сюжетами. Снова начала вязать. Листала журналы. Заходили друзья, соседи и родственники, приносили еду и напитки, оставались поболтать. Дон обо мне заботился, но, похоже, был рад, что ему не приходится сидеть со мной целый день. Он любил свою работу, и хотя домой возвращался уставшим, с удовольствием готовил для меня, развлекал разговорами и старался развеселить. Так продолжалось несколько месяцев. Мне было велено ни с кем не обсуждать то, что я видела, только с психиатром, к которому я ходила на прием. Но та просто сидела и молча хмурилась: похоже, ее мои проблемы не волновали. Вопросов она не задавала. Замечаний не высказывала, только черкнула пару записей. Видимо, я должна была помочь себе сама, а она получить за это деньги. Через некоторое время я перестала к ней ходить. Во врачах я не нуждалась только во времени, личном пространстве, покое и тишине.
Получив все это, я почувствовала, как душевное равновесие ко мне возвращается. Через некоторое время я стала разбираться, что случилось на самом деле, а что нет. Элис Бейкер точно была. В тот вечер, когда я видела ее в старом офисном здании, она мне не померещилась. Или померещилась?.. Все, что окружало Элис, все, что от нее исходило, улавливала не я одна. Это в один голос подтвердили навещавшие меня коллеги. Что-то неладное чувствовали все, тут сомнений не оставалось.
Но меня, да и остальных тоже, беспокоили два момента. Призрачного ребенка никто не видел, топота ее ножек не слышали. Единственный человек, у которого была такая возможность, ночной сторож, но он все отрицал, да и вообще заявил, что во время дежурств ни с чем сверхъестественным не сталкивался. Он уволился вскоре после того, как прибежал ко мне на помощь. Но, прежде чем уйти, клялся, что на решетке в подвале никто не висел ни Элис Бейкер, ни кто-либо другой. Обнаружив меня в почти бессознательном состоянии, он заглянул в комнату, убедился, что там все в порядке, и закрыл дверь. По его словам выходило, что я просто открыла дверь своим ключом и вдруг ни с того ни с сего хлопнулась в обморок. Без сознания я была недолго и быстро очнулась. Сторож говорил, что я бормотала про какую-то Элис, про то, что кто-то висит на решетке, а потом про маленького ребенка на верхнем этаже, который дошел до пожарного выхода и исчез. Так сторож понял, что я то ли брежу, то ли не в себе. Он даже на всякий случай вернулся в комнату с канцтоварами, чтобы проверить, нет ли там кого, а потом поднялся на верхний этаж, но ничего подозрительного не обнаружил.
Тела не оказалось. Оно не пропало, его просто не было. Никто не вешался: ни Элис Бейкер, ни кто-либо другой из сотрудников. И маленькой девочки тоже не было. Это удивляло больше всего. Я подробно ее описывала, но мне все равно никто не верил. Тот факт, что на следующий день Элис Бейкер в офис не явилась, да и вообще пропала, ничего не доказывал. Все думали, она просто ушла с работы, никого не предупредив.
Тела не оказалось. Оно не пропало, его просто не было. Никто не вешался: ни Элис Бейкер, ни кто-либо другой из сотрудников. И маленькой девочки тоже не было. Это удивляло больше всего. Я подробно ее описывала, но мне все равно никто не верил. Тот факт, что на следующий день Элис Бейкер в офис не явилась, да и вообще пропала, ничего не доказывал. Все думали, она просто ушла с работы, никого не предупредив.
Всегда была со странностями, гласило общее заключение.
Никто не упоминал про то, что ее окружало: зловоние, недобрые предчувствия. Девушкам не хотелось, чтобы подумали, будто у них тоже нервный срыв, как у меня, поэтому они сочли за лучшее забыть все эти подробности. Пара человек из офиса приходили ко мне, но стоило заикнуться про Элис Бейкер или связанные с ней события, как девушки менялись в лице и отводили взгляд. Через некоторое время коллеги перестали меня навещать.
Оправилась я быстро. Вела нормальную повседневную жизнь. Но при одной мысли о возвращении на работу меня охватывала паника. Дон советовал мне уволиться по состоянию здоровья. Говорил, я имею право требовать компенсацию за моральный ущерб, но я в этом очень сомневалась, к тому же гордость не позволяла унижаться. Я была не намерена выклянчивать подачки.
С устройством на новое место можно было не спешить. Дон хорошо зарабатывает, детей у нас нет. Я просто брала местную газету и проглядывала объявления: вдруг что-то попадется? Оттуда я все и узнала.
В разгар тех событий, когда я то ли видела, то ли не видела маленькую девочку, а потом то ли нашла, то ли не нашла повесившуюся Элис Бейкер, я совсем забыла, что накануне вся строительная техника и грузовики встали, а рабочие исчезли. Теперь же на первой странице красовалась фотография стройплощадки: люди в касках, ряды траншей, ограждения из колышков и лент.