Я вижу у вас поклонники на обоих берегах реки, как-то странно произнёс Динар.
У меня дыхание оборвалось. Бросила на него пытливый взгляд, взгляд, пытающийся увидеть хоть что-то, хоть какую-то тень осознанности, узнавания, хоть
У меня с лицом что-то не так? насмешливо поинтересовался даллариец.
Если бы только с лицом, грустно усмехнулась я.
И вновь потянулась к перу, но была остановлена едва слышным:
Нельзя убивать старых людей, Кат. Особенно женщин. Особенно столь позорным образом. И как минимум по той причине, что у старух обыкновенно есть дети и внуки. Ты опозорила не старую женщину, ты опозорила весь род.
Закрыв папку с отчётом о состоянии западной береговой линии, я развернулась к Динару и стараясь говорить мягко, не выдавая собственных эмоций, сказала:
Нельзя убивать детей, император Грахсовен!
Он шумно выдохнул, устроил могучие мускулистые руки на спинке стула и произнёс:
В этом случае достаточно было её просто казнить, Кат. Это была бы достойная смерть, соразмерная преступлению.
Соразмерная ли?
Он молча изогнул бровь, жестом Динара, того Динара кто был мне так близок, и вероятно именно поэтому я была предельно откровенна в разговоре.
У Сенмы Хаен семнадцать внуков, Динар, троим из них сейчас четыре года, то есть столько же, сколько и малышу, которого Сенма выкрала утром из дома отлучившейся по делам молодой матери, из-за попытки тёмных атаковать в прошлом году острова оставшейся без мужа и защитника.
Нельзя убивать детей, император Грахсовен!
Он шумно выдохнул, устроил могучие мускулистые руки на спинке стула и произнёс:
В этом случае достаточно было её просто казнить, Кат. Это была бы достойная смерть, соразмерная преступлению.
Соразмерная ли?
Он молча изогнул бровь, жестом Динара, того Динара кто был мне так близок, и вероятно именно поэтому я была предельно откровенна в разговоре.
У Сенмы Хаен семнадцать внуков, Динар, троим из них сейчас четыре года, то есть столько же, сколько и малышу, которого Сенма выкрала утром из дома отлучившейся по делам молодой матери, из-за попытки тёмных атаковать в прошлом году острова оставшейся без мужа и защитника.
И лицо императора Прайды мгновенно изменилось.
Ты же не думал, что она собственного внука мне в жертву собиралась принести? язвительно поинтересовалась я.
Промолчал.
А я с тоской подумала Великая Мать Прародительница, почему мы спорим там, где так хочется просто поговорить?!
Прижав ледяные пальцы к ноющим вискам посидела несколько секунд молча, затем устало продолжила:
На Свободных островах, к моему искреннему сожалению, прижился культ жертвоприношения. Судя по строению храма, люди переняли его от светлых, некогда, похоже, именно таким образом открывавших переход высшим. Как ты понимаешь терпеть убийства на религиозной почве я не намерена. Но есть проблема мировоззрения островитян, искренне считающих, что ритуальное убийство почётно. Понимаешь? Почётно убивать ради богов. Ритуальное убийство стало чем-то вроде социальных ступеней, и свершившийся убийца возносился над обычными людьми. Даже у жрецов обнаружилась та же иерархия убийцы противопоставляли себя тем жрецам, кто ещё не убивал. Осознав это я пришла к единственному варианту уничтожению жрецов-убийц как класса. Казнь Сенмы Хаен не единственная публичная казнь с момента моего воцарения на островах, Динар, до того прилюдно, но отнюдь не позорно были казнены жрецы местного бога. Я искренне надеялась, что на этом любые жертвоприносительные наклонности людей покинут. Но нет. Они возомнили что бог теперь я. В смысле богиня. А раз теперь властвует богиня, то ей положены не жрецы, а жрицы. Именно так рассуждала старуха Сенма, воруя ребенка у беззащитной матери, и надеясь, путем убийства ребенка на моих глазах, заполучить пост верховной жрицы. Нехилые были цели у старушки, не правда ли?
Динар задумчиво кивнул, продолжая молчать.
Но позорная смерть произнёс он, наконец.
Была единственным вариантом, тихо ответила я. На убийство ребёнка её толкнуло тщеславие, Динар, и не прекрати я это, то же самое тщеславие могло заставить других женщин попытаться заполучить милость богини всё тем же проверенным способом, причём в любом обществе хватает тех, кто готов возложить на алтарь и собственных детей. Именно поэтому приговор был назначен за попытку жертвоприношения, а не за похищение чужого ребенка. Именно поэтому казнь была позорной. Чтобы о ней помнили. Чтобы осознавали, что жертвоприношение не благое деяние, а преступление, за которым неизменно последуют позор и наказание. И позор в данном случае ключевое слово.
Он вновь задумчиво кивнул, а я, не выдержав, так же тихо спросила:
Динар, зачем ты здесь?
Быстрый взгляд синих глаз а я помнила, что они серые, синими становились только когда Грахсовен был зол.
Что ж, я тоже не в лучшем расположении духа пребывала.
Ради Аджаны? поинтересовалась с саркастической усмешкой на губах.
Ответа не последовало.
После бывший правитель Далларии тяжело поднялся, вернул стул на место и, направившись к двери, бросил через плечо:
Доброй ночи, Кат.
Но прежде, чем за ним закрылась дверь, я всё же высказала: