Репутация у «Лето» конченого садиста, которого боятся даже политработники, а уголовников он пачками расстреливает. А тут я такой нарядный мутный тип, который всех строит, невзирая на звания и должности, и у которого беспредельщик «Лето» учится.
Конечно, радист попробовал слегка помолчать слабаков в тыл противника не засылают, но я тоже не пальцем деланный. С минуту молча разглядывал потеющего от неизвестности радиста, а потом принялся на столе сверточек разворачивать. А в сверточке том чего только нет. И иголки от акупунктуры, и щипцы зубоврачебные, и напильнички разные. Блестючие, красивые и до жути страшные, незнакомые вражескому агенту предметы. И все это молча. Десятка минут хватило.
Подобные приколы, жестокие инсценировки и дикие слухи в этом времени пока не приняты. Эти слухи мы сами постоянно запускаем, а милиционеры и уголовники разнесли по всему городу.
Двоих «блатарей» мы специально выпустили, чтобы они нас к своим подельникам привели, а они мимо «Голодного»[19] рынка проходили и задержались на нем на полчаса, новости рассказывая. В их среде информация быстро растекается, а из Ленинграда никуда сейчас не убежишь.
Людей вывозят только специализированные эвакоцентры, а там всех взрослых мужчин проверяют со всякой тщательностью. Женщин и детей отправляют дальше, а всех неблагонадежных отсеивают и сгоняют в строительный батальон, работающий на чистке прифронтовых дорог от снега. Из этого батальона можно убежать только на тот свет его «конвойники» из спецполка НКВД охраняют, а они сначала стреляют по бегущему, а уж только потом спрашивают, куда это он так рванул.
Опера уголовного розыска говорят, что уже четверо приблатненных гонцов явки с повинной написали. Сами сдались думают, что их на этап отправят, кормить будут, охранять и в попу примутся лобызать. Словом, предоставят им полный пакет довоенных радостей. Ленинград-то разблокировали скоро прежняя жизнь вернется вместе с социалистической справедливостью, когда все равны, а уголовник рабочему классу младший брат, которого надо перевоспитывать, а не уничтожать.
Щаз! Убогие! Их сначала нам отдадут, а там посмотрим, может, и в штрафную роту отправлять будет нечего на зонах уголовники нынче долго не выживают. Здесь они еще не знают, что их прежняя уголовная лафа закончилась и никогда больше не вернется, иначе сами бы в уголовный розыск не заявились.
Глава 6
Здравствуйте, Казимир Мстиславович! Доброжелательное приветствие прозвучало настолько неожиданно, что высокий худощавый в только что разблокированном Ленинграде упитанных людей просто не существовало пожилой человек как будто наткнулся на бетонную стену. Этот человек уже и сам стал забывать свое собственное имя, но ошеломление длилось всего несколько секунд, и он, подслеповато щурясь, оглядел человека, окликнувшего его.
Невысокий, коренастый, никогда не голодавший военный в новеньком полушубке, ватных штанах, заправленных в высокие овчинные сапоги на кожаной подошве, и в шапке-ушанке. Вновь прибывших в Ленинград было видно сразу. Они выделялись среди коренных ленинградцев. Отличались как грязь питерских болот от голубого неба над «Спасом на Крови»[20].
Меня зовут Вик но военный перебил его:
Да-да, несомненно. Виктор Алексеевич Свечников. Работаете смотрителем и сторожем в музее «Эрмитаж». И вообще не гнушаетесь любой работы. В музее же и живете.
Раз в двое суток вы ходите к себе домой в маленькую комнатку на Миллионной улице, якобы проведать семью соседки, с которой дружите уже второй десяток лет.
Раз в двое суток вы ходите к себе домой в маленькую комнатку на Миллионной улице, якобы проведать семью соседки, с которой дружите уже второй десяток лет.
На самом деле семья вашей соседки умерла в январе сорок второго года, а в подвале этого дома ваша кладовая, сокровищница и осколки памяти.
Нам неизвестно, когда и каким образом вы создали такие запасы продуктов, но даже меня удивил столь высокий уровень минирования вашего подвала. Могу вам сказать, что в некоторых деталях вы опередили свое время. Если честно, мне впервые встречается столь талантливый выпускник Московского Императорского высшего технического училища. Причем с отличием окончивший оное заведение.
Выпуск, если мне память не изменяет, одна тысяча девятьсот второго года? Блестящий инженер-химик. Работали на Сестрорецком оружейном заводе. Правда, недолго. Лично знали Владимира Григорьевича Федорова.
Не так ли? Руженский Казимир Мстиславович. Энкавэдэшник, а это, вероятнее всего, был он, замолчал.
К чему этот цирк, господин Как вас там? Я не разбираюсь в званиях НКВД. Куда вы собрались меня вести? Я давно готов к смерти. Голос Руженского прервался.
Он многое бы мог добавить к словам военного, но предпочел бы забыть свое прошлое. Стереть из своей памяти и памяти людской.
Я тоже не слишком хорошо разбираюсь в званиях НКВД, хотя и ношу звание подполковника. Но дело в том, что организация, которую я представляю, относится к наркомату внутренних дел лишь формально.
Управление специальных операций это обособленная структура внутри этого наркомата, а я один из заместителей начальника совсем недавно созданного управления Владимир Степанович Сысоев. Многие зовут меня просто по отчеству Степаныч.