Эти уселись рядом со старыми соратниками, где ближе всех, конечно же, князь Никола́й Никола́евич Друцко́й-Соколинский, статский советник, инженер МПС и просто послушный немногословный малый. Но без него невозможна была операция в Борках и внедрение Витте в окружение царя. Повязан кровью, предан. Готов на всё. Так же, как и крымский врач Владимир Михайлович княжеского рода Арутинских-Долгоруковых, центральная фигура неудавшегося покушения в Ливадийском дворце.
Старые знакомые Луговкины и Щетинины сегодня сидят в окружении братьев Львовых. Младший из них Георгий, пренеприятный тип, хоть и родился в Дрездене. Надо будет присмотреться к нему повнимательнее
Как всегда манкируют общим делом отступники Волконские, Гагарины и Хилковы, зато щедро представлены Оболенские от брата по масонской ложе Владимира Андреевича, капитана лейб-гвардии Владимира Николаевича до частного издателя-мецената Владимира Владимировича.
Но это всё частности. А общая атмосфера собрания Огинского полностью устраивала! За прошедший год улетучилась всеобщая расслабленность и легкомысленность, бесившая его всё предыдущее время. Порой ему казалось, что он один остался хранителем амбиций и фанатиком реставрации своей некогда самодержавной, фамилии. Все остальные так или иначе пристроились в теплых местах и, кто молчаливо-равнодушно, а кто и открыто выражали нежелание бороться за престол предков.
Огинский так не мог. В 1868 году ему, амбициозному 18-летнему юноше и его семье, было нанесено оскорбление, которое не смывается и не забывается. В этот год третьего апреля мнением Государственного Совета они признаны в княжеском достоинстве с внесением в V часть Родословной книги: гофмейстер Высочайшего Двора, тайный советник Клеофас-Ирений Огинский из Козельска с сыновьями: Богданом-Михаилом-Францем и Михаилом-Николаем-Северином-Марком.
Бывшие холопы даровали нам право носить наш родовой титул, - горько усмехнулся отец, небрежно бросив на рабочий стол гербовую бумагу. А позже сын услышал глумливый шепоток на светском рауте: Ну вот выклянчили Огинские себе светлости. И это было последней каплей, разделивший его мир на до и после. Что-то сломалось в душе, а на месте излома выросло и буйно расцвело древо мщения, в тени которого он и жил все эти годы.
Каждый свой день после этого злопамятного вечера Михаил-Николай-Северин-Марк подвергал беспощадной ревизии: Что сегодня я сделал, чтобы узурпаторам воздалось по заслугам? Приговорив неблагодарных холопов своего рода Романовых, он исступленно, настойчиво искал способы привести приговор в исполнение. И судьба любезно вознаграждала его за настойчивость.
Прослыв мизантропом даже среди симпатизирующих ему членов дворянского собрания, Михаил-Николай-Северин-Марк совсем не чурался светского общества, под сенью которого тихо дряхлел в дремотной неге некогда грозный род Рюриковичей. Великосветские сплетни, интрижки, делишки по устройству своей тушки и никаких державных амбиций. Печальное зрелище Тем не менее, в этом человеческом утиле Огинский умело выуживал обиженных, оскорбленных и кропотливо строил из них собственную гвардию, скрепленную такой кровью, которую невозможно было уже отмыть. Настоящим кладезем среди князей были уроженцы Германии, с молоком матери впитавшие немецкое презрение к русскому разгильдяйству и невежеству.
Именно там, на земле Нибелунгов, он вступил в ложу Великий Восток и стал Фальком соколом, украшавшим родовой герб Рюрика, познакомился ещё с одним немцем, выходцем из Франкфурта Джейкобом Шиффом, перебравшимся в Новый Свет и управляющим нынче банком жены Kuhn, Loeb & Co. Это была феерическая встреча. Оба одинаково презрительно смотрели друг на друга, но ненависть к правящей династии Романовых творила чудеса, объединяла и превращала в союзников тех, кто без неё гарантированно были врагами. Немецкие и французские масоны открыли для Огинского плотно закрытые двери влиятельных персон цивилизованного мира и обеспечили связями, позволяющими ставить по-крупному, переведя в лигу игроков, осуществляющих ходы чужими судьбами, постоянно находясь в тени, заставляя убивать и умирать других. Благодаря братьям по ложе, Огинский жадно изучал опыт тайных операций византийцев и венецианцев, иезуитов и масонов. И когда в 1880 динамит Халтурина разнес целый этаж Зимнего, а в 1881 году бомба Гриневецкого поставила точку в земной жизни Александра II, полиция так и не смогла найти источники столь щедрого финансирования народовольцев и следы организаторов идеальных условий для террора.
Своим прекраснодушием в деле достижения всеобщего равенства и братства посредством лишения жизни абсолютно незнакомых, неправильных людей и игнорирования попутных жертв среди правильных, бомбисты-мазохисты Фальку были искренне противны. Их цель убить всех плохих, чтобы остались одни хорошие казалась Quelle folie каким то безумием. Для Фалька-Огинского террор всегда был средством смены правящей фамилии и только. К тому же, фанатики плохие подпольщики и отвратительные хранители тайн. Поэтому операцию под Борками он провел практически в одиночку, чуть не угробив всю императорскую семью и факультативно пропихнув в высшие эшелоны власти амбициозного, хотя и по-плебейски сварливого Витте. Его так отчаянно лоббировали французские банкиры, за него так ходатайствовали братья по ложе! Но он в этой игре в результате оказался явной ошибкой. Неуправляемый, капризный, своевольный и потому опасный, как и бомба на яхте Штандарт, заложенная еще на стапелях в Германии. Задумано было красиво. Корабль идеальное место внезапной скоропостижной кончины монарха и приближенных. Техника не подвела. Вмешался Его Величество случай, регулярно меняющий идеальные планы, в виде какого-нибудь шустрого мичмана, оказавшегося не в то время не в том месте. Ну а бомбометание в Баку это уже нервный срыв. Гештальт страшное слово и жуткое ощущение, вынуждающее терять ясность мышления и совершать глупости, если его не закрыть. Такое более не повторится. Теперь всё поменялось.