Итак, изображение Творения в первых двух описанных случаях приобретает вторичный характер атрибута в руках аллегорического персонажа. Сам же аллегорический персонаж совершенно утерял связь с каким-то одним источником; он может выбираться в соответствии с несколькими разными принципами: восходить к календарному циклу (что диктуется самим характером концентрической композиции), к естественнонаучному ряду первоэлементов или к более очевидному с точки зрения смысла варианту «коттоновского» ангела-Дня, прямо, цитатно интегрированному в сложную, новую схему инициала IN, лишь отчасти родственную концентрической[496]. Смысловые перемены в иконографии минимальны: персонификации остаются в одеждах «месяцев», лишаются крыльев и нимбов ангелов, сохраняя их общий типаж. Третий случай, Библия Гумперта (илл. 50, с. 292), самый сложный и интересный; персонификации здесь приобретают совершенно размытые черты всех второстепенных героев «римского типа» (аллегорий Первого дня Творения, херувима в обрамлении райских врат), и вместе с тем они родственны месяцам и знакам зодиака с их атрибутами. Речь идет о композиционном и иконографическом творчестве на базе нескольких источников и сложении некоего универсального аллегорического персонажа из нескольких уровней «модулей».
Этот «универсальный» аллегорический персонаж тяготеет, как видно по всем трем памятникам, к тому, чтобы заполнить любую по конфигурации периферийную зону, неизбежно возникающую в сложных геометрических композициях XII века.
«Коттоновский тип» в концентрической схеме. Его возможная комплексность
Самым ранним примером использования концентрической схемы для изображения Сотворения мира исследователи единодушно называют уже упоминавшийся выше ковер из Жироны (ок. 1097 г.[497]; илл. 40, с. 236). Мануэль Кастинейрас возводит эту схему к каролингскому «Компутусу», скопированному в Риполльском скриптории (Vat. Lat. 123) при аббате Олибе[498]. Благословляющий Творец с кодексом здесь представлен в центре в коттоновской иконографии Logos Creator, в восьми полусегментах по сторонам от него сцены Творения и Адам, нарекающий животных. В трех традиционных «коттоновских» случаях Первом, Втором и Четвертом днях представлены медальоны, в остальных «пейзаж» заполняет весь полусегмент. Однако говорить о точном следовании коттоновским «пейзажам» здесь трудно. Мы уже упоминали выше, что первая сцена жиронского ковра Тьма над Бездной и Отделение Света от Тьмы представляет голубя Святого Духа в медальоне, повторяющем коттоновскую сцену. Свет и тьма представлены в виде двух ангелов в малых полусегментах по сторонам от медальона с голубем и снабжены надписями: Lux и Tenebrae erant super faciem abyssi. Зальтен включает это изображение в перечень «ангелологических» Первых дней, связанных с теорией сотворения ангелов одновременно со Светом[499]. Скорее по аналогии с описанной во второй части аберрацией ангела Первого дня и персонификации Света во фресках Матеры здесь фигуры ангелов-Дней «коттоновского типа», очевидно, заменили персонификации Света и Тьмы Октатевхов и «римского типа» на более понятный вариант. В пользу этого обстоятельства говорит наличие у каждого из них в руках факела атрибута Света в Октатевхах.
Естественнонаучные схемы. Их адаптация в сцене Сотворения мира и соотношение друг с другом
Ковер из Жироны, Верденский гомилиарий и целый ряд других композиций, использующих концентрические схемы, обладают изначальной иконографической комплексностью. На квадратное поле c персонификациями ветров по краям, организованное как карта мира в трактате Косьмы Индикоплова «О христианской топографии» и пришедшее в некоторые из иллюстраций Октатевхов (Ser., f. 32v, Sm. f. 7r; илл. 38, с. 218, 219), накладывается здесь концентрический медальон из трактата Исидора Севильского[500]. Напомним, что сегментированный медальон восходит к исидоровской «розе ветров»[501], а медальон, разделенный на три части, к его же карте мира, состоящей из трех континентов[502]. Медальон земли, наложенный на прямоугольник, известен наряду с прямоугольником с персонификациями ветров по сторонам, происходящим из «Христианской топографии». Оба этих типа встречаются в Октатевхах (ср.: Vat. 747 f. 17r; илл. 37, с. 217; и Ser., f. 32v и Sm., f. 7r).
Естественнонаучные схемы. Их адаптация в сцене Сотворения мира и соотношение друг с другом
Ковер из Жироны, Верденский гомилиарий и целый ряд других композиций, использующих концентрические схемы, обладают изначальной иконографической комплексностью. На квадратное поле c персонификациями ветров по краям, организованное как карта мира в трактате Косьмы Индикоплова «О христианской топографии» и пришедшее в некоторые из иллюстраций Октатевхов (Ser., f. 32v, Sm. f. 7r; илл. 38, с. 218, 219), накладывается здесь концентрический медальон из трактата Исидора Севильского[500]. Напомним, что сегментированный медальон восходит к исидоровской «розе ветров»[501], а медальон, разделенный на три части, к его же карте мира, состоящей из трех континентов[502]. Медальон земли, наложенный на прямоугольник, известен наряду с прямоугольником с персонификациями ветров по сторонам, происходящим из «Христианской топографии». Оба этих типа встречаются в Октатевхах (ср.: Vat. 747 f. 17r; илл. 37, с. 217; и Ser., f. 32v и Sm., f. 7r).