Очень даже есть, и большая, заверил я. Вот когда навашинские маргиналы станут лапать твою чистую подтянутую жопу, ты поймёшь, что был неправ.
По лицу лейтенанта пронеслась тень сомнения.
Они могут, кивнул Стас.
О да, и, несомненно, будут. Но, возможно, я лезу не в своё дело, и такой поворот событий тебя не пугает, а даже наоборот...
Ладно, раскинул Павлов руки, как у расстрельной стены, и опустился на пятую точку. Довольны? упал он на бок и кувыркнулся в сторону, после чего встал и продемонстрировал результат: Так хорошо?
То, что надо. На рожу ещё немного мазни. Во, отлично. Совсем другое дело ведь, скажи, обратился я к Станиславу.
Просто, небо и земля, одобрил тот. С таким парнем я бы в разведку пошёл.
Чертовски рад, что вам нравится, забрался лейтенант в кабину, утирая попавшую на очки грязь. Надеюсь, теперь никто не станет комплексовать из-за моего очевидного превосходства.
Нет, теперь всё путём, хлопнул я молодца по плечу. Трогай.
Так и простатит с геморроем заработать недолго, поёрзал Павлов мокрой жопой по сидушке.
Эх, молодо-зелено. Знал бы ты, сколько всяких неудобств выпадает на долю нашего брата. Бывало и в болоте спать приходилось, и в промёрзших землянках ночевать, и с гнилыми трупами бок обок. А это-то хуйня, не стоит переживаний.
Кстати, ты так и не рассказал, почему решил стать охотником за головами.
Ах, да. Понимаешь, ведь что такое счастье, в долговременной перспективе? Счастье это когда дело твоей жизни приносит не только средства к существованию, но и радость. А радости у всех разные. Кто-то любит готовить, кто-то строить дома, кто-то воевать. Но у меня другая радость, и ремесло, которое я выбрал, обеспечивает мне её в полной мере. Всё дело в том, что я страсть как люблю глумиться над людьми.
Глава 6
Знавал я одного типа, который к месту и не к месту любил говорить: «Глаза боятся, а руки делают». У него даже погоняло было Рукодельный. Однажды ему гранатой оторвало обе кисти, и все его, конечно же, подъёбывали: «Рукодельный, чё глаза такие испуганные?», а он отворачивался и тихо плакал, утирая сопли культями. Даже не знаю, от чего ему было тяжелее от постоянных насмешек, или от невозможности ввернуть свою любимую поговорку. Привычка страшная сила. Наркотик, только без кайфа. Мы привыкаем говорить и делать как по заученному: отвечать шаблонами, крутить монету в пальцах, вставать в семь утра, теребить мочку уха, спать на правом боку, сплёвывать налево. Это не даёт нам ничего, лишь делает предсказуемыми, а зачастую и уязвимыми, но отказаться чертовски трудно.
Ты что, бороду недавно сбрил? поинтересовался я, глядя, как Павлов уже не в первый раз проводит тыльной стороной кисти от кадыка к подбородку.
Нет, никогда не носил бороду. Просто привычка. Не знаю... нравится как щетина по коже скребёт, отвлёкся лейтенант от дороги и блеснул зубами, особенно белыми на фоне его чумазой рожи. А что?
Да так, попытался тебя с бородой представить.
У меня всё ещё недостаточно поганый вид?
Почему сразу «поганый»? Я носил бороду, и многие считали, что она придаёт мне солидности.
Зачем сбрил?
С ней у меня лицо слишком доброе, вводит людей в заблуждение, потом приходится доказывать обратное.
А ещё в ней жратва застревает, и насекомые гнездятся, поделился Станислав своим бесценным опытом. Летом жарко, зимой колтуны ледяные, и бабам не нравится. Говно, короче. Бороду обычно те отпускают, у кого без неё рожа как у девки.
Подъезжаем, прервал я нашу непринуждённую беседу, разглядев за дождевой дымкой первые сторожевые вышки. Держи ровнее, лейтенант, эти ребята крепкими нервами не отличаются, а пружина в гашетке слабая.
Откуда знаешь? осведомился Павлов.
Часто зажимают.
ЗиЛок сбавил ход и покатил, всем своим видом демонстрируя готовность пассажиров к мирному диалогу. Пара устрашающего вида вышек, сваренных из железнодорожных рельсов и массивных стальных плит, как цапли клювами, повела стволами КПВ в нашу сторону.
Может, стоило всё-таки флаг Легиона вывесить? замандражировал Павлов, наблюдая по сторонам вросшие в землю ржавые детали со здоровенными рваными дырами.
Поверь, им срать на флаги.
А на что не срать?
Сбавь ещё, рекомендовал я, заметив вышедшего нам на встречу часового. Совсем-то не тормози, катись потихоньку, а то решат, что ты ссыкун конченый. Ты ведь не такой?
Павлов осторожно помотал головой, переводя взгляд с одной вышки на другую:
Этот мужик идёт к нам, кивнул он на часового.
Продолжай ехать, только педали не перепутай со страху. И помалкивай, говорить буду я.
Часовой остановился и, дождавшись, когда машина подкатится ближе, жестом приказал тормозить.
Какие люди, заглянул он в водительское окно, зыркнув чёрными глазами из-под смоляных кудрей, укрытых капюшоном. Неужто Коллекционер собственной персоной?
Он самый, высунулся я из-за плеча лейтенанта, пытаясь вспомнить эту наглую цыганскую рожу. Погоди... Воронок, ты?
Хорошая память, сверкнул тот золотыми зубами.
Да уж. Я же тебя в последний раз совсем пацаном видел. Гляжу, ты с тех пор приподнялся, кивнул я на лычки десятника.
По какой надобности к нам? хамски проигнорировал цыганёнок мою любезность.