Несколько пастей приблизились к моему лицу; хватка Сената усилилась, чёрная слизь медленно обтекала мою фигуру, заключённую в её объятия. Одна из зубастых челюстей приблизилась так быстро, что я почувствовал себя той девкой из чужого.
Ты точно АРТУР ГОТФРИД? Ты
Если бы я не знал старину Сената, принял бы это за угрозу, и, может, испугался бы. Но я знал его; знал его интонации. В голосе голосах существа слышался страх пополам со щенячьей радостью.
Хочешь проверить? я заглянул в те глаза Сената, что были напротив меня; посмотрел, так сказать, прямо в «души».
Какое-то время длилась пауза, существо неловко молчало, а затем я ощутил, как ослабевает хватка.
Как бы сильно мне не хотелось опереться о стену и отдышаться, я остался стоять прямо, даже когда Сенат отпустил меня. Легко улыбнувшись, я похлопал его поверхности, а затем, выудив из кармана платок, подтёр слюни той пасти, что всё ещё нависала передо мной.
Вот и отлично.
Почему ты Нас запер? бесконечный вопрос в глазах; казалось, Сенат сейчас и сам примет форму вопросительного знака, но он лишь колыхался, как остывающий чёрный студень. Мы же были союзниками
Ах, насчет этого, да
Были, признал я, пожимая плечами. Ну, да. А ты был молод, горяч, вечно хотел выйти один на один против Виссариона
В то время ему было всего-то несколько тысяч лет; а это в переводе «с хтоническо-чудовищных» на человеческие где-то на уровне школьника с переходным возрастом. Разумеется, выпускать такого на волю было опасно; Сенат воспринимал весь мир как свою игровую площадку, несоизмерял сил, а о сопутствующем ущербе не заботился и вовсе.
Но Мы лишь хотели показать Виссариону весь ужас Нашего неотвратимого возмездия выдохнули пасти.
А в итоге просто из раза в раз показывали половине населения мира, что такое настоящая глобальная катастрофа.
Ну а если честно я попросту не знал, что делать с этим существом. Слишком своевольный, слишком опасный, Сенат был мартышкой с гранатой точнее, бессмертной мартышкой с бесконечным запасом гранат. При должном старании можно было обучить мартышку кидать гранаты только в цель и только по команде, но те усилия и разрушения, которые случились бы во время обучения, не стоили результата.
Прости, я развёл руками, так уж получилось, что для тебя было полезнее немного посидеть взаперти.
Немного? Сенат резко взметнулся вверх, вытягиваясь, как жвачка. Для тебя это немного? Десять тысяч лет одиночества! Десять тысяч лет ожидания! Никакой надежды
Тварь нависла надо мной, и вот теперь она действительно излучала угрозу. На матовой чёрной поверхности появлялись на миг и тут же исчезали острые шипы, будто что-то прокатывалось у него под кожей; пасти ощерились и тянулись на тонких жгутах в мою сторону.
Одиночество и безнадёжность вот и всё, что ты оставил Нам, Артур Готфрид, проревели они. Мы могли лишь размышлять. Размышлять
Сенат замер. Движение под кожей прекратилось, как будто тварь внезапно что-то осознала.
Эти десять тысяч лет Мы очень много размышляли, проревела сразу сотня пастей; эффект, конечно, потрясающий, идеальная синхронность, но по ушам било сильно. У Нас было очень много времени, чтобы подумать о ценности жизни. Мы теперь
Приподняв бровь, я глядел на тысячу острых пастей, истекающих материальной тьмой. Багровые глаза светились, вперясь в мою сторону; тело Сената чуть колыхалось, как от дыхания, когда он смотрел на меня.
.пацифисты, закончил Сенат..
Что ж Я еще раз покосился на его оскаленные пасти. Охотно верю.
Но проверять не стану, нет ни времени ни желания.
Вообще я рад был встрече, конечно, но дел у меня по горло, я кинул взгляд вниз, на мирно постанывающую девицу. Так что бывай.
Какой бывай?! статичная форма Сената снова взметнулась вверх.
Существо закручивалось и дробилось на ответвления; отдельные отростки с пастью и глазами метались в разные стороны, тварь напоминала теперь своеобразную гидру. Я знал это настроение признак максимального внутреннего разлада между сущностями Сената, волнение и неуверенность.
Значило это только одно бесконечный поток нытья.
Ты должен отпустить Нас, Артур Готфрид, проревели все пасти разом, и теперь голоса звучали уже не синхронно, а немного вразнобой. Мы умоляем тебя. Не оставляй Нас снова здесь, в одиночестве, без надежды!
Отпустить. Куда, интересно? Я оглядел огромную хтоническую тварь, пытаясь представить мир, в котором она могла бы спокойно жить и проповедовать пацифизм.
Не существует еще горы, которая могла бы принять такого монаха.
Знаешь, я ведь просто хотел придержать тебя, пока не расправлюсь с Виссарионом я вновь развёл руками. Десять тысяч лет в мои планы не входили.
Ага, не входили. Как и вообще не входило возвращение сюда и этот разговор; в жизни часто всё идёт не по плану.
Но почему ты не освободил Нас после смерти Виссариона? потребовала тварь; голоса вновь обрели синхронность, но существо всё ещё колыхалось и ветвилось во все стороны.
Сенат, я понизил голос и вложил в него самую искреннюю, сожалеющую эмоцию, какую только мог, Ты ведь меня знаешь: будь хоть малейший шанс, я бы непременно им воспользовался!