Вместе с тем, я не исключаю того, что нас ожидает лучшее, много лучшее, чем это: например, ложа в партере, прочувствованные славословия в наш адрес или скромное подношение: каждому то, чего ему не доставало, или, может быть, даже чуть больше того.
Не могу допустить только одного, что выйдет какой-нибудь третьестепенный ангел в чине сержанта и скажет: А теперь давайте-ка все сначала!
90.
Независимо от того, верят ли те или иные люди в загробную жизнь или нет, всех их можно поделить на две категории скучных и скучных невыносимо. Первые полагают, что в Царство Небесное следует входить только в отутюженном воротничке, тогда как вторые настаивают на том, чтобы воротничок был не только отутюжен, но и накрахмален. Что до меня, то я всегда подозревал, что для такого случая мне больше всего подходят мой старый черный свитер и стоптанные тапки. Было бы недоразумением считать это мнение бунтом. Что же делать, если в свитере я чувствую себя намного удобней? Конечно, форма одежды, что ни говори, вещь серьезная. Но разве приведенная причина не заслуживает, чтобы для меня сделали исключение?
91.
Войти в Царство Небесное голым что за вздорная фантазия!
Ничуть не более, впрочем, чем та, согласно которой мы посвятим остаток Вечности созерцанию вечных истин, например, закону тяготения или способам извлечения квадратного корня. Разумеется, согласно этой блестящей перспективе, нам непременно выдадут отвечающее случаю обмундирование. Так не в этом ли все и дело? И что, если «вечные истины» это всего лишь повод поприличнее одеться?
89.
Допускаю, что нас не пустят даже на порог. Быть может, даже совсем прогонят прочь. Вполне вероятно, хотя и не менее сомнительно, что нас даже высекут или заставят учить наизусть «Путеводитель растерянных» Моше бен Маймона, где в частности, говорится, что многое из того, о чем сказано в книгах пророков, следует понимать иносказательно, тогда как невежественные и поверхностные читатели испытывают великие замешательства, ибо они принимают сказанное дословно. (Впрочем, в другом месте он замечает, что «иногда истина обнаруживается столь ярко, что мы ее воспринимаем как бы при свете дня»).
Вместе с тем, я не исключаю того, что нас ожидает лучшее, много лучшее, чем это: например, ложа в партере, прочувствованные славословия в наш адрес или скромное подношение: каждому то, чего ему не доставало, или, может быть, даже чуть больше того.
Не могу допустить только одного, что выйдет какой-нибудь третьестепенный ангел в чине сержанта и скажет: А теперь давайте-ка все сначала!
90.
Независимо от того, верят ли те или иные люди в загробную жизнь или нет, всех их можно поделить на две категории скучных и скучных невыносимо. Первые полагают, что в Царство Небесное следует входить только в отутюженном воротничке, тогда как вторые настаивают на том, чтобы воротничок был не только отутюжен, но и накрахмален. Что до меня, то я всегда подозревал, что для такого случая мне больше всего подходят мой старый черный свитер и стоптанные тапки. Было бы недоразумением считать это мнение бунтом. Что же делать, если в свитере я чувствую себя намного удобней? Конечно, форма одежды, что ни говори, вещь серьезная. Но разве приведенная причина не заслуживает, чтобы для меня сделали исключение?
91.
Войти в Царство Небесное голым что за вздорная фантазия!
Ничуть не более, впрочем, чем та, согласно которой мы посвятим остаток Вечности созерцанию вечных истин, например, закону тяготения или способам извлечения квадратного корня. Разумеется, согласно этой блестящей перспективе, нам непременно выдадут отвечающее случаю обмундирование. Так не в этом ли все и дело? И что, если «вечные истины» это всего лишь повод поприличнее одеться?
92.
Существуют ли обиды, которые нельзя простить ни в этом мире, ни в том, спрашивает Лев Шестов. Если такой вопрос возможен, то, быть может, и ответ на него окажется совсем не таким, который мы ожидаем. Правда, опыт и здравый смысл по-прежнему подсказывают нам, что Время исцеляет все; нет ничего под солнцем, с чем не сумел бы справиться этот величайший лекарь, лишающий нас памяти и вытирающий слезы. И все же: нельзя ли предположить, что бывают обиды, которым дано уйти из-под власти Времени и его хваленных лекарств? Ускользнуть от его неусыпной и равнодушной опеки? Ведь каждый из нас знает, пожалуй, о таких обидах, забвение которых было бы и кощунственно, и недостойно, каждый хоть раз в жизни да клялся не забыть и не простить, и, стало быть, то, что навязывает нам Время-лекарь совсем не то, что нам действительно надо. Ускользнуть от Времени? Ради наших обид? Не скажем ли мы чего доброго, что они открывают нам Истину и дарят Вечность? Отчего бы и нет? Обида, сбросившая со счетов весь мир и сама ставшая миром, осмелившаяся рассчитывать только на саму себя, все утратившая и все себе вернувшая, разве в ее облике и в облике сотворенного ею не проступают черты Истины? Не обладает ли она загадочной способностью творить и строить эта обида? Да и куда еще идти всем этим истинно-обиженным, этим увечным, убогим, потерявшим и потерявшимся, куда еще идти им, как ни сюда, в обитель своей собственной обиды, где еще им укрыться, как ни здесь, среди неприступных стен и уносящихся в небо башен? Не здесь ли они как дома? И не отсюда ли суждено им рано или поздно начать отдавать свои долги? И пусть они приходят, наши обидчики, чтобы вволю посмеяться над нелепостью и сомнительной благоустроенностью наших новых жилищ. Наш мир и лучше, и истиннее, хотя бы по одному тому, что мы создали его сами, а ведь до сих пор мы думали, что только одному Богу подвластно творить и распоряжаться своим творением. Как знать, может и Сам Он, сотворивший это дерзкое и непонятное дело, которое еще совсем недавно мы называли нашим миром, сотворил его только в силу какой-то вечной обиды, которую нельзя, немыслимо простить и забыть, и благодаря чему, быть может, мы еще можем надеяться найти с ним общий язык.