6.
Приснившийся накануне нового дня сон был не из приятных. Толпа голых людей, заполнивших улицы и площади, веселая толпа галдящих мужчин и женщин с похожими лицами, жестами, улыбками. Некоторые из них показывали на меня пальцами. Они смеялись, перешептывались и презрительно пожимали плечами. Вероятно, их возмущало то, что я был одет. Наконец, один из них сказал: Мы сожгли нашу одежду, чтобы праздновать наше последнее освобождение. Отчего бы тебе не последовать нашему примеру? Или он не убеждает тебя? Разве не получили мы все, о чем только могли мечтать? И эту священную наготу, и эту свободу, приносящую нам свои бесценные дары? Не для этого ли мы проделали такой долгий путь? И верно: куда бы ни бросал я взгляд везде он упирался в эти бесценные дары: мускулистые ноги, голые ягодицы, проступающие сквозь кожу позвонки и ребра. Давно не мытая и дурно пахнущая плоть, напоминающая о неизбежной смерти. Теперь мы свободны и ничто не заставит нас вернуться назад, продолжал говорящий, протягивая ко мне руки. Сними это и стань одним из нас.
Я видел, что толпа готова вот-вот наброситься на меня, но что-то подсказывало, что эта одежда, которой я никогда не придавал особого значения, лучше всякой брони защитит меня не только от этой толпы, но и от самой смерти, уже давно распоряжавшейся в этом мире, как в своем собственном доме.
7.
Мы хотим только одно знать истину, говорит судья, и от этих слов подсудимый бледнеет и опускает глаза.
Я хочу знать истину, уверяет зрителей актер, выходя на подмостки.
Я хочу знать истину, шепчет в своей комнате смертельно больной.
Они хотят знать истину, улыбаясь, говорит профессор, поглядывая на своих учеников,
Мы хотим знать истину, шумят базарные торговки.
Разумеется, и мы тоже, прицениваясь и толкаясь, отвечают домашние хозяйки.
Что делать мне среди этой толпы, на тысячу ладов распевающей слова своей нехитрой лжи? Если я промолчу, на меня наденут бумажный колпак с бубенцами и под свист и улюлюканье отведут в тот мрачный дом на краю города, откуда не возвращался еще никто. И вот мои губы начинают шептать, сначала тихо, а потом все громче и громче:
Я хочу знать истину
Пройдет совсем немного времени, и я сам поверю той лжи, на которую согласилась моя напуганная душа.
8.
ЗАБЛУЖДЕНИЕ.
Сожалею, но ваши взгляды на этот предмет крайне неосновательны.
Зато ваши противоречат себе на каждом шагу!
Боже, что за чудесные комплименты раздают здесь, подумал я, прислушиваясь к спорщикам. И что это, должно быть, за удивительные взгляды, полные волшебной неосновательности и божественных противоречий, от которых захватывает дух и кружится голова! Нельзя ли и мне
Но два глухих продолжали нападать друг на друга в полной уверенности, что самое скверное, что может приключиться с человеком это путаться в противоречиях и быть уличенным в неосновательности.
9.
Пора домой, пора возвращаться, сколько раз я слышал эти слова! Разве не они тревожат меня с тех пор, как я научился слушать? Каждая вещь, и здесь и за окном, твердит мне об этом, хотя сам я спрашивал их совсем о другом. Пора возвращаться, говорит мне и это небо, и этот далекий горизонт, и твое лицо; прислушайся, говорят они, настало это время, время расставаний. Ведь мир это только возвращение, могут ли быть у него другие дела? А значит и у нас не может быть другой надежды, кроме этой. И верно: если что-то и зовется этим словом, так ведь только это пора возвращения.
Но прежде чем отправиться по этой единственно возможной из всех возможных дорог, разве не спрошу я об этом: что же я делал здесь, в царстве вечной Осени и безмолвной Печали? Неужели я был здесь только затем, чтобы ждать, и ждал лишь затем, чтобы вернуться? Пусть так. Но нет ли в этом возвращении чего-нибудь, что могло бы пригодиться мне дома? Будут ли там снится мне эти «здесь» и «теперь»? Смешные вопросы! Ведь все они принадлежат этому возвращению, так стоит ли принимать их в расчет? Правда, у меня есть и другая тревога: ведь, похоже, я ничего не знаю не только о том, откуда я иду, но и о доме, куда возвращаюсь. Расставание с тем, что не должно иметь в моих глазах никакой цены, ради того, чтобы обрести желанный очаг, о котором молчат даже мои сновидения, не это ли заставляет меня тревожно прислушиваться и подозревать, быть может, наихудшее? Не значит ли это, что если в действительности что и существует, так только это возвращение, не знающее ни того, что было, ни того, что ожидает впереди, и уж тем более ни того, что есть Возвращение, не умеющее вернуться, не знающее возврата?
10.
МАЛЕНЬКАЯ И НАГЛАЯ ИСТИНА. Истин много, чрезвычайно много. Но факт этот вовсе не причина для радости. Скорее наоборот. Необыкновенное число истин тревожит и беспокоит. Ведь сколько не прибавляй к этому Монблану истин еще и еще, сколько не громозди одну гору на другую, а все будет мало. Иногда даже начинает казаться, что чем больше истин мы находим, тем их становится меньше. Или, вернее, чем больше истин мы узнаем, тем сильнее одолевают нас сомнения в их истинности. К тому же нам нужна не эта или та истина, и даже не эти или те истины, а Истина с большой буквы, последняя, ясная и всёсвязующая Истина, разговаривающая с нами на нашем собственном языке. Составляют ли наши Монбланы истин такую Истину об этом можно даже не спрашивать. Может быть, теория, согласно которой Истина есть совокупность всех существующих истин, и может кого-то утешить, но к действительности она имеет точно такое же отношение, как и все прочие теории подобного рода. В лучшем случае нам дано наблюдать совокупность отдельных, непересекающихся друг с другом рядов истин. Но еще больше тех, которые ни в какой совокупности вообще участвовать не желают, истин, с удовольствием противоречащих друг другу, поедающих друг друга и друг друга ненавидящих, истин с хорошим аппетитом и острыми зубами. Впрочем, если и все истины вдруг окажутся совокупны и составят, наконец, одну единственную Истину, то, как знать, не появится ли сразу вслед за этим какая-нибудь маленькая истина с наглой физиономией, на которой мы прочитаем явное желание наплевать и на всю совокупность истин и на каждую из них в отдельности? Одного этого предположения (которое тоже ведь есть своего рода маленькая истина, хотя бы по одному тому, что нельзя, как не старайся, доказать обратное) кажется достаточным для того, чтобы от чаемой гармонии не осталось и следа.