Внезапно я отринул все земные заботы, планы и обязанности. Волнения и конфликты свалились с моих плеч, словно старая кожа. Я ощутил блаженное освобождение. Раз не видно земли, значит, нет и реальности ни жизни, ни смерти. Отныне ничто не важно кроме моря, кроме морского «здесь» и «сейчас».
Впервые в жизни я попал в стихию воздуха и воды, испытал «чувство океана» и понял, чтó тянет к морю старых морских волков вроде тех, которых я навещал в «Тихой гавани».
В шестнадцать, только-только зачисленный в морские скауты, я частенько ездил на Статен-Айленд в дом для престарелых моряков. Там я познакомился с настоящим, просоленным морской водой и прокопченным солнцем морским волком. Мы подолгу молча сидели в комнате для посетителей, с трубками. Я в отутюженной скаутской форме и в жестком бушлате, он в черной вязаной шапочке и тоже в бушлате, только видавшем виды, плотно запахнутом старик боялся сквозняков. Он имел привычку внезапно схватить меня за запястье, вперить мне в лицо взор слезящихся глаз и начать очередную историю о своих былых странствиях. А передо мной вставали картины, навеянные «Сказанием о старом мореходе»:
В шестнадцать, только-только зачисленный в морские скауты, я частенько ездил на Статен-Айленд в дом для престарелых моряков. Там я познакомился с настоящим, просоленным морской водой и прокопченным солнцем морским волком. Мы подолгу молча сидели в комнате для посетителей, с трубками. Я в отутюженной скаутской форме и в жестком бушлате, он в черной вязаной шапочке и тоже в бушлате, только видавшем виды, плотно запахнутом старик боялся сквозняков. Он имел привычку внезапно схватить меня за запястье, вперить мне в лицо взор слезящихся глаз и начать очередную историю о своих былых странствиях. А передо мной вставали картины, навеянные «Сказанием о старом мореходе»:
Но старика горящий взгляд
Вернее, цепких рук[12]
Подобно Старому Мореходу, мой морской волк не давал мне уйти, покуда не выслушаю, как его корабль сбился с курса и лег в дрейф среди водорослей, которые, как и все саргассы мира, несло к чудовищной воронке Северной Атлантики, так называемому Саргассову морю.
То был остров сгинувших кораблей и потерянных душ, твердил старик.
Он рассказывал о кораблях, опутанных водорослями, и о кораблях, пострадавших от шторма, все они, с командами мертвецов, плыли на морское кладбище, и некому было вызволить их из растительного плена. Он говорил о своих товарищах, умиравших с голоду, питавшихся червями да мелкими крабами, креветками да осьминогами твари эти меняли цвет и форму, были неотличимы от саргассов, в которых и которыми жили, незаметные среди мерзких пузырей-поплавков. Он говорил о москитах величиной с воробья.
Угри они всегда туда возвращаются, повторял старик. Миллионы морских гадов плывут за тысячи миль, из дальних морей, чтобы спариться, породить себе подобных и сдохнуть.
Он был отличным рассказчиком, мой морской волк; я шевельнуться не смел под властью его чар, я слушал как завороженный, глядя ему в лицо сквозь табачный дымок. Наконец он задремывал и тогда я от него ускользал.
Теперь, с палубы «Полярной звезды» вглядываясь в бескрайнюю синь, я ощущал одиночество и тоску. Внезапно мне пришло в голову: Кольридж-то в «Старом мореходе» описывает Саргассово море! Ну конечно!
И плыл наш вольный сброд
Вперед, в предел безмолвных вод,
Непройденных широт
Ползли, росли, сплетясь в клубки,
Слипались в комья слизняки
На слизистой воде[13].
Внезапно прямо под моими ногами загрохотал двигатель, что вернуло меня в реальность. Я полез вниз, пересек узкий мостик и очутился в офицерской столовой. За завтраком меня представили старпому, который выглядел как спортсмен-борец, и главному инженеру этот громоздкий краснолицый уроженец штата Джорджия поигрывал парой шестизарядных револьверов с рукоятями, инкрустированными перламутром. Также я познакомился с косоглазым радистом.
Капитан сообщил, что как раз вскрыл конверт с приказом.
Джентльмены, первый пункт назначения Аруба. Там мы пополним запасы горючего. Дальше Каракас. Загружаемся под завязку венесуэльским мазутом и везем его в Филадельфию. Предполагаемое время в пути три недели.
После завтрака он жестом велел мне задержаться.
Команда имеет право на одну ночь увольнительной в Арубе и на два дня в Каракасе. Предполагалось, что ваш предшественник запасет достаточно презервативов и индивидуальных наборов с защитным гелем. Но этот каналья меня надул. В обычных обстоятельствах вам надлежало бы подвергать парней осмотру полового члена после каждой увольнительной. Однако, поскольку почти вся команда впервые взошла на борт «Полярной звезды» в Нью-Йорке, лучше вам заняться осмотром уже завтра.
Я напомнил капитану, что пока официально не вступил в должность судового врача; что от него требуются некие подписи и печати.
Считайте, что я все подписал, ответствовал капитан.
Нет, сэр, мне нужна бумажка.
Он уставился на меня.
Что?
Это вопросительное слово я мысленно перевел как «Ах ты жук!». Впрочем, капитан смягчился и нацарапал что-то на салфетке, которую мне и вручил. Я сложил салфетку с максимальной аккуратностью и спрятал в бумажник, к остальным документам.