Фракийский Эзоп - Лисица и виноград (сборник) стр 4.

Расхвастался Медведь перед Лисой:
        «Ты, кумушка, не думай,
        Что я всегда такой угрюмый:
        Злость на меня находит полосой.
        А вообще, сказать не лицемеря,
        Добрей меня не сыщешь зверя.
Спроси хоть у людей: ем мертвых я аль нет?»
        «Ах, кум,  Лиса в ответ, 
        Что мертвые?! Я думаю другое:
Слух добрый о себе ты всюду б утвердил,
Когда бы мертвецов ты менее щадил,
        Но оставлял живых в покое!»

        Смысл этой басенки не нов
        Для лицемеров и лгунов:
Прочтут, поймут и не покажут вида,
        Что их касается обида!

Тигр с Барсом встретился однажды у ручья.
             Была ль вина  и чья,
Старинная ли тут сказалась злоба,
       Не знаю,  только оба
Вступили сразу меж собой
                    В жестокий бой.
К концу уставши так, что лапою не двинуть,
Остановились  дух немного перевесть,
Ан, смотрят: воронья кругом не то  не счесть,
      А глазом не окинуть!
Горланит черный стан, кружит над головой,
Заране радуясь добыче даровой.
То видя, хоть у них давно прошла усталость,
Бойцы, и поостыв и образумясь малость,
      Речь повели о мировой.

Тигр с Барсом встретился однажды у ручья.
             Была ль вина  и чья,
Старинная ли тут сказалась злоба,
       Не знаю,  только оба
Вступили сразу меж собой
                    В жестокий бой.
К концу уставши так, что лапою не двинуть,
Остановились  дух немного перевесть,
Ан, смотрят: воронья кругом не то  не счесть,
      А глазом не окинуть!
Горланит черный стан, кружит над головой,
Заране радуясь добыче даровой.
То видя, хоть у них давно прошла усталость,
Бойцы, и поостыв и образумясь малость,
      Речь повели о мировой.

Лишившись дочери любимой, Антигоны,
       Богач Филон, как должно богачу
       (Не скареду, я то сказать хочу),
Устроил пышные на редкость похороны.
«О матушка, скажи, как это понимать? 
В смущенье молвила сквозь слезы дочь вторая. 
Сестре покойнице ужели не сестра я,
                   И ты  не мать,
Что убиваться так по ней мы не умеем,
Как эти женщины, чужие нам обеим?
              Их скорбь так велика
              И горе  очевидно,
       Что мне становится обидно:
Зачем они сюда пришли издалека
При нас оплакивать им чуждую утрату?»
«Никак,  вздохнула мать,  ты, дочь моя, слепа?
Ведь это  плакальщиц наемная толпа,
Чьи слезы куплены за дорогую плату!»

В годину тяжких бед умейте отличать
Скорбь тех, кто иль привык, иль вынужден молчать,
От диких выкриков и воплей неуемных
Кликуш озлобленных и плакальщиц наемных!

Какой-то токарь, плут известный и повеса,
Состряпав наскоро из дерева Гермеса
И притащив его на рынок продавать,
Стал покупателей умильно зазывать:
«Для лиц всех возрастов и для любого пола
       Гермес  за три обола!
             За три обола!
Купив его, нужды не будешь знать ни в чем,
Весь век свой проживешь в довольстве и покое;
       Кто беден  станет богачом,
А кто богат  разбогатеет вдвое!»
«Ба!  кто-то из толпы, задетый за живое,
Взял на смех продавца,  чудак же ты, видать,
Что сам сбываешь с рук такую благодать!»
«Эх,  продавец в ответ,  иди ты, братец, к шуту!
Ведь ты пойми: сказать Гермесу не в укор,
       Он хоть отзывчив, да не скор,
А три обола мне нужны сию минуту!»

Осла настигнул Волк. Увидевши врага,
Осел давай вопить: «Нога моя, нога!»
«Что?  удивился Волк.  Нога?..
                                    Не понимаю!»
       «Понять не трудно: я хромаю.
             Из-под копыта хлещет гной.
Когда б ты закусить теперь задумал мной,
Ты б лег, отравленный, с костьми моими рядом:
       Я весь пропитан гнойным ядом
              Друг, сделай милость, помоги! 
       Хитрец Осел молил сквозь слезы. 
       Я умираю от занозы
О, если б ты ее мне вынул из ноги!»
Нагнулся Волк: «Давай сюда копыто, что ли!..
                     Где ж рана?»
«Вот Не там Ой, пропаду от боли!
                     Ой!»  «Да постой!
                     Эк ты какой:
Копыто наперед очистим от навозу».
Покамест Волк искал занозу,
Осел примерился, да так его лягнул,
              Что тот и ноги протянул!
Очнувшись через час, Волк взвыл от лютой злобы.
       «Кем я обманут, а? Добро бы
Кем путным,  нет, себя я на смех дал Ослу!
Такая б дурь не грех в теленке годовалом,
А я ведь, старый черт, мясник по ремеслу,
С чего надумал я рядиться коновалом?»

Из басни можно бы извлечь любой урок.
Что хитрость, дескать, есть порок иль не порок, 
       Но остановка в малом:
Я в жизни часто сам, спасаясь от беды,
              Хитрил на все лады,
Так мне ль сводить концы проблемы этой тонкой?
Пусть сводит кто другой, а я  пойду сторонкой.

                      Волк тяжко занемог:
                      Почти лишившись ног,
                      Лежал он, как колода,
                      Без ласки, без ухода.
              В такой беде, увидевши Овцу,
              Взмолился волк:
                           «Роднулечка Овечка,
              Остановись на два словечка!
Ты видишь: жизнь моя приблизилась к концу.
Ах, знаю, я  злодей, и нет мне оправданья!
Но злость ко мне растет пусть в ком-нибудь другом,
А ты, ты сжалишься в порыве состраданья
              Над умирающим врагом!
Предсмертной жаждою томимый нестерпимо,
Святая, кроткая, я об одном молю:
Помочь мне доползти к реке, текущей мимо,
Где я жестокие страданья утолю!»
              «Ужель,  Овца в ответ, 
                                я сделаюсь виною
              Того, чтоб ты остался жив,
              Себя водою освежив
              И закусивши после мною?»