Из великих друзей в моем доме сохранился лишь внук Дзержинского Феликс Иванович Дзержинский. Он мой коллега бывший артист «Москонцерта». Работал с покойным папой жонгляж русскими самоварами. Объездили весь мир, выступали под псевдонимом Вобликовы, ибо, наверное, непедагогично было, если бы в какой-нибудь коммунистически настроенной африканской стране перед дикарями два Дзержинских жонглировали сувенирными ложками.
Сейчас Феликс на пенсии и охраняет платную стоянку у нашего дома. Oн человек темпераментный и смелый. Когда очередной министр МВД Куликов начал резко бороться с проституцией и в процессе борьбы понял, что росчерком пера половую жизнь половины человечества не убьешь, он пошел на постепенные меры: запретил путанам «парковаться» в центральных районах столицы и определил им место оседлости в сквере у слияния Москвы-реки и Яузы прямо перед фасадом нашего дома. Старые большевики, а точнее старые большевички, еще фрагментарно доживающие в доме, задохнулись от ужаса и гнева, но сил бороться у них уже не было. Тогда железный Феликс собрал горстку старух и с плакатом «Мы с Ширвиндтом этого не допустим!» внедрился в армию жриц любви. И Куликов с проститутками отступили.
Сейчас Феликс на пенсии и охраняет платную стоянку у нашего дома. Oн человек темпераментный и смелый. Когда очередной министр МВД Куликов начал резко бороться с проституцией и в процессе борьбы понял, что росчерком пера половую жизнь половины человечества не убьешь, он пошел на постепенные меры: запретил путанам «парковаться» в центральных районах столицы и определил им место оседлости в сквере у слияния Москвы-реки и Яузы прямо перед фасадом нашего дома. Старые большевики, а точнее старые большевички, еще фрагментарно доживающие в доме, задохнулись от ужаса и гнева, но сил бороться у них уже не было. Тогда железный Феликс собрал горстку старух и с плакатом «Мы с Ширвиндтом этого не допустим!» внедрился в армию жриц любви. И Куликов с проститутками отступили.
Феликс трогательно следит за моим творчеством и машиной моей жены. Посещает Театр сатиры и, если ему нравится, обнимает меня и спрашивает: «Какую водку тебе купить за доставленное удовольствие?» Так что за водкой у меня бегает Феликс Дзержинский. Не всякий может таким похвалиться.
Для моего поколения словообразование «рыночная экономика» ассоциируется только с рынком об экономике мы ничего не знали и даже боялись догадываться. Обязательно построю в Ширвиндте колхозный рынок.
Раньше на рынок ходили лишь по очень большой нужде. Когда мой сын Миша первый раз решил жениться, меня послали на рынок за мясом в семь утра, к открытию. У меня там был знакомый рубщик Семен огромный конопатый еврей. Стоит Семен с топором, к нему очередь колхозников с тушами наперевес. Пробираюсь, говорю, что меня просили принести ногу килограммов на пять, чтобы запечь. «Маня!» кричит Семен. Бежит Маня с коровой на плече. Семен корову разделывает, отрубает для меня часть ноги. Но мне почему-то кажется, что другая часть помясистее будет. Я ему деликатно на нее намекаю. Он швыряет мой кусок на разделочную тумбу и орет на весь рынок: «Вот нация! Ему уже делают, а он не верит!» Из-за ностальгии сегодня хочется также построить в Ширвиндте не супермаркет с развалом неслыханного продовольственного разнообразия, а элитный гастроном 60-х. Таким в нашей округе был гастроном в высотке на площади Восстания.
В славные 60-е этот шедевр советской небоскрёбии стоял на четырех продовольственных «китах».
Ближе к Садовой, наискосок от бывшего института усовершенствования не то учителей, не то врачей, как краеугольный камень советского пищеварения, висел гастрономический отдел: рожки или вермишель, геркулес, сечка-гречка, манка, хлебобулочные изделия и выпечка (безграмотная тавтология либо хлеб это не изделие, либо булка это не хлеб, и все это не пекут), сыр плавл. «Дружба», сметана разливная в банки заказчика, сигары кубинские.
На углу, ближе к американскому посольству, мясная гастрономия: колбаса за 2 р. 20 к. несбыточная постперестроечная мечта коммун. электората, микояновские котлеты (интересно, сам Микоян их когда-нибудь пробовал?), которые смело могли бы лежать в отделе «Сухари», колбаса ливерная в кишке настоящей для банкетного стола студенчества, сигары кубинские.
Над кинотеатром «Баррикады» органично возвышался мясной отдел: куры синие, кости неизвестного домашнего животного так наз. мослы, незаменимые для холодца, срези свежие (для молодежи поясню, что срези это не больная фантазия злопыхателя, а вполне мясной продукт тонкая жилистая пленка, что имеется у съедобных млекопитающих между собственно мясом и собственно костью; подходят к рожкам и для мясной солянки), сигары кубинские.
И, наконец, в стыдливый 4-й угол был загнан рыбный отдел непредсказуемость выставляемых продуктов заставляла скрывать его от глаз политического недоброжелателя. Там рядом с органичными в рыбном отделе кубинскими сигарами могла засверкать зернистая или (слюна пошла от воспоминания) паюсная икра. Вдруг, как раздавленная гигантским асфальтовым катком, шлепалась на весь прилавок камбала, или неожиданно в мраморные пересохшие джакузи начинала сочиться вода, и туда ныряли живые представители карповых. Пиком рыбного развала являлся скромный «ценник» (так называлась мятая вонючая бумажка, на которой хим. карандашом была нарисована цифра, обозначающая размер рублевой значимости лежащего под «ценнинком» продукта), покоящийся над пирамидой черепов типа верещагинского «Апофеоза войны» где было по-русски написано: «Головизна осетровая». Это разного размера черепа осетров, гильотинированные под самые жабры, с выпученными от предыдущих кулинарных пыток глазницами. Я, по молодости и глупости, всегда спрашивал себя сколько же нужно сожрать там, где их жрут, осетровых тел, чтобы всему оставшемуся московскому населению с лихвой хватило одних только черепов...