Лена, ну какая разница?
Разница? Да я думаю, как ему лишний раз напомнить Она даже не знала, как произнести очевидные вещи применительно к Димке.
О чем напомнить?
О презервативах, выпалила она и как будто покраснела.
Я как-то не думал Будь у него в семье другие порядки, он в шутливой, осторожной форме намекнул бы сыну на эту важную мелочь, пусть даже для очистки совести. Но секс в семье не предмет разговора. Предмет молчания! И как-то получилось, что Ольховский все это упустил.
Конечно, чего тебе думать? вспылила Лена. Ты не думаешь, потому что это не твое дело, а он не думает, потому что вообще об этом не думает.
Может, он думает?
А ты? Ты?
Разговор зашел в тупик. В таких тупиках ловчее разворачивалась Лена, и Сергею достаточно было просто подождать.
А у тебя есть? осторожно начала она.
Откуда? Ольховский даже развел руками. Сам по себе вопрос был очень странным: как будто Лена может быть не в курсе таких обстоятельств. Они много лет не пользовались этими вещицами.
Может, тебе сходить?
С ума сошла?
А чего такого? смутилась она своему предложению.
Да ничего Как я потом их ему отдам? Дима, я сбегал для вас в аптеку?
Так и отдашь.
Раньше надо было.
Он понимал, что виноват. Так или иначе, но это было его дело, с которым справиться он не смог, условности оказались сильнее. Можно было рассчитывать теперь только на сыновнее благоразумие.
А у тебя есть? осторожно начала она.
Откуда? Ольховский даже развел руками. Сам по себе вопрос был очень странным: как будто Лена может быть не в курсе таких обстоятельств. Они много лет не пользовались этими вещицами.
Может, тебе сходить?
С ума сошла?
А чего такого? смутилась она своему предложению.
Да ничего Как я потом их ему отдам? Дима, я сбегал для вас в аптеку?
Так и отдашь.
Раньше надо было.
Он понимал, что виноват. Так или иначе, но это было его дело, с которым справиться он не смог, условности оказались сильнее. Можно было рассчитывать теперь только на сыновнее благоразумие.
Лена, это его, а не наша забота. Мы же не будем их вечно подстраховывать? А потом, прости, но вспомни себя
Вспоминать себя она любит не всегда. Постижение половой культуры у Лены вызывает противоречивые воспоминания. Результатом халатного отношения к ней, к культуре, стал сделанный от одногруппника аборт, который очень дисциплинировал ее в дальнейшем. Хотя ведь и Димка у них не был таким уж запланированным ребенком сперва Лена хотела доучиться.
Я вспоминаю, Ольховский! Вспоминаю! И поэтому не хочу, чтобы у нее было так же, как у меня! В гневе Лена становится очаровательна, но иногда даже очаровательное женское упрямство невыносимо.
Всё, проехали, грубовато оборвал ее Ольховский, и в тот же момент из-за двери снова появился Димка.
Мам, дай нам нож Яблоки нарезать
И тут Ольховский не выдержал:
Дима! Что за дела «мам, дай нож, пап, дай штопор!» А свои руки на что?
Когда-то они с сыном были очень дружны. Сергей и по сей день считал то время лучшим во всей взрослой жизни. Время, когда сын копировал его и никогда не отказывал в помощи, пусть и помощь его была пока слабосильна и неполноценна. А потом, лет с двенадцати, стали происходить непонятные Ольховскому вещи. Он вдруг стал повышать на сына голос, даже невзирая на то, что после ему всегда было жаль Димку. И тот стал таить на отца обиды. Вернее, не совсем так Он стал избегать конфликтных ситуаций. По-детски наивно не доверял Ольховскому секретов, не делился тайнами Ольховский дошел до того, что начал ревновать его к Лене и еще больше раздражаться.
На антресоль отправились настольный хоккей, который много лет был почти что ритуалом, и гитара, которой Ольховский обучил Димку за несколько месяцев. И того и другого было по-особому жаль, наверное, хоккей все-таки сильнее. И Сергей уже не ругался, а молчал, понимая, что руганью вернуть интерес ребенка невозможно.
Когда Димке исполнилось четырнадцать, Сергей махнул рукой. Если раньше все тяготы воспитания списывались на взросление, то теперь и вовсе на переходный возраст. Ольховскому казалось, что кроме компьютерных игр сын изредка интересуется только наличием еды в холодильнике.
Лена с ее легким характером не считала нужным тревожиться. Говорила она так:
Ольховский, не трогай нашего сына. Он умница!
Судя по оценкам, Димка вообще был круглым умницей. И после школы как-то ожидаемо для всех поступил в политех.
Компьютерные персонажи уступили место волейболу и даже девочкам всё вроде бы встало на свои места Всё, кроме их с отцом отношений.
Дима, помой за собой посуду, просил Ольховский, пока сын, полуодетый, дожевывал холодную котлету.
Мне некогда! отмахивался тот, просовывая руку в рукав куртки.
Две минуты ничего не решат, пытался возражать Ольховский. Готов был даже приводить аргументы. В это время сын скрывался за дверью. Вечером того же дня он, съежившись, давал Сергею невнятные объяснения своего поведения, вынуждая того срываться на крик. Настигало ощущение, что Ольховский кричал в пустоту, и от этого кричать хотелось громче. Пустота же при этом еще больше съеживалась и замолкала.
Ольховскому даже сейчас хотелось напихать сыну за то, что тот не представил его по имени-отчеству.