Я вначале не понимаю, что происходит, и, до крайности огорченный, прихожу к Саре, она прибирается в спальне. Сара видит, что я близок к тому, чтобы заплакать, и, как всегда в таких случаях, кидается на защиту. Она идет к Пинкусу в мастерскую и громче, чем обычно, говорит ему: «Я должна с тобой поговорить». Пинкус не кажется удивленным, он ждал этого. Отложив утюг, он идет за Сарой в гостиную. Я сижу в дальнем углу, они наверняка знают, что я слышу их разговор.
Я вначале не понимаю, что происходит, и, до крайности огорченный, прихожу к Саре, она прибирается в спальне. Сара видит, что я близок к тому, чтобы заплакать, и, как всегда в таких случаях, кидается на защиту. Она идет к Пинкусу в мастерскую и громче, чем обычно, говорит ему: «Я должна с тобой поговорить». Пинкус не кажется удивленным, он ждал этого. Отложив утюг, он идет за Сарой в гостиную. Я сижу в дальнем углу, они наверняка знают, что я слышу их разговор.
«Зачем ты огорчил Юрека?» упрекает его Сара, видно, что она встревожена. Пинкусу неудобно, он говорит смиренным голосом, но уверенно: «Сара, я не думаю, что из него получится портной». Сара пугается: как это может быть? «Ты знаешь, я пытался, оправдывается Пинкус должно быть, это у них уже не первый разговор, но из него не выйдет хороший портной». «Кем же он тогда будет?» спрашивает Сара с отчаянием в голосе, я никогда раньше не видел ее такой убитой. «Если он станет плохим портным, продолжает Пинкус, его ждет плохая жизнь, этого не хотим ни ты, ни я. Лучше пусть он огорчится один раз, чем будет огорчаться всю жизнь». Наверное, Пинкус все уже продумал, осознаю я, и меня охватывает покорность судьбе. «Кем же он станет?» повторяет Сара. Пинкус медлит с ответом, очевидно, обдумывает формулировку, и говорит: «Ну что ж, он может стать врачом или инженером, тоже можно прожить».
У Сары опускаются плечи. Пинкус не знает, чем ее утешить, и тихонько сматывает удочки назад, в мастерскую. Менее уверенным, чем обычно, голосом, Сара говорит мне: «Не печалься, Юречек, все как-нибудь образуется».
Я продолжаю бывать в мастерской и примерочной, Пинкус ничего против не имеет. Но мы уже знаем, что портного из меня не получится. Я чувствую себя потерянным и неуверенным. Может быть, я приложил мало стараний или начал слишком рано? Я завидую Роману, ему только девять лет, у него еще есть шанс. Может быть, он сумеет продолжить дело отца, построит мастерскую и магазин дорогой одежды, как мечтал Пинкус, когда мы говорили с ним о будущем.
Итак, Пинкус принял решение, и я чувствую, что он прав. Он вовсе не хотел кого-то огорчить, и меньше всего меня. Для него это было очень трудным решением, это крушение его надежд еще в большей степени, чем моих.
Однажды, когда Роман уже спит, а родители ушли в гости, приходит, как всегда, Рози, чтобы расчесать меня. Я читаю книжку. Рози не говорит ни слова, она мягко и ласково водит расческой по волосам. На ней черный блестящий сатиновый халат, и я вижу или только воображаю себе матовую белую кожу на внутренней стороне ее полных бедер.
Она стоит совсем рядом. В какой-то момент я, будто бы случайно, касаюсь ее мягкого бедра. Рози, похоже, ничего не замечает, но поворачивается как-то так, что мои пальцы оказываются между ног. Я возбуждаюсь все больше, рука скользит вверх и внезапно натыкается на мягкий, покрытый волосами треугольник под халатом на ней ничего нет. Мы оба молчим и делаем вид, что все происходит случайно. Она продолжает водить расческой, я смотрю в книжку, но ничего не вижу, волосы между ее мягкими, полными ногами жестки и непокорны, но там, внутри, таятся удивительные мягкие тайны. Мной движет не любопытство, а яростное, неукротимое желание, когда я трогаю эту зрелую женщину, когда рука моя достигает того загадочного, привлекательного и запретного места, о котором я мог только мечтать в разгоряченных юношеских снах. Я почти теряю сознание от желания, Рози не отталкивает меня, она делает почти неуловимые встречные движения и дышит все чаще. Вдруг она резко и, кажется, слегка раздраженно, отодвигается. Но у меня нет даже мысли, что между нами происходило что-то постыдное.
Я и сейчас, прожив долгую жизнь, испытываю возбуждение, когда пытаюсь описать то, что делали мы с Рози этим поздним вечером.
Тетя Бела разводится наконец со своим богатым Энцелем, их постоянные ссоры переросли в обоюдную молчаливую вражду. Сара говорит, что муж Белы ее поколачивает, но Пинкус в это не верит. Она вновь выходит замуж, на этот раз за бельгийского еврея виртуозного ювелира. Через какое-то время ей надоедает Бельгия, и они переезжают в Польшу роковое решение, оно будет стоить им обоим жизни, но влюбленный муж Белы ей не противится.
В конце лета 1939 года Сара отправляет нас с Пинкусом в отпуск. В середине августа мне только что стукнуло четырнадцать мы едем в Шверк, курортное местечко в южной Польше, в предгорье Карпат. На вокзале Сара говорит, чтобы я присматривал за Пинкусом, она шутит, но в словах ее есть доля правды она ревнует своего статного мужа. Мои родители очень красивая пара, они нежно заботятся друг о друге и по всему видно, что им очень хорошо вдвоем.