Мерглал так звали старца засиделся за работой. Она так увлекла писаря, что уже несколько часов он не замечал усталости, а продолжал аккуратно выводить пером на толстом пергаменте замысловатые руны. Было видно, как белый лист постепенно заполнялся драгоценными письменами. Другой лист, что лежал рядом, точно под правой рукой, которая опиралась на стол и старательно выводила символы. Часть листа оставалась чистой и на ней явственно вырисовывалась тень писца. Временами они прерывались, но вскоре заострённый кончик гусиного пера, с лёгким, едва слышным шуршаньем касаясь листа, вновь продолжал их на удивление быстрый бег. На первый взгляд могло показаться, что эта работа давалась старцу легко. Но, приглядевшись по внимательнее, можно было легко догадаться, что писарь устал: его тонкая фигура, облачённая в серые, очень длинные до самого пола, одежды, скрючилась, повисла над столом. Длинные седые волосы слипшимися копнами ниспадали на ценный пергамент. Такая же длинная, уже свалявшаяся, неухоженная борода только мешала, то и дело попадаясь под руку. Это чрезвычайно злило Мерглала и, когда грязно-серый, свалявшийся ковёр его собственных волос вновь мешал его работе, писарь, недовольно ворча, прерывался, поправлял бороду и вновь брался за перо.
На столе, прижатом к стенке напротив окна, стояла свеча, и отбрасывала чёрную изломанную тень, которая ползла по столу и заканчивалась у холодной серой каменной стены, немного затронув оконную раму. Было заметно, что свеча горит уже очень долго. Если внимательно приглядеться к глиняной плошке с толстой неизящной ручкой, укреплённой сбоку, в которой стояла свеча, можно было разглядеть стёкшие вниз давно засохшие куски воска. Они висели на свече, как массивные шторы и в некоторых местах облепили края чашки, сплетясь в причудливый узор.
Рука Мерглала, сжимавшая тонкое, почти невесомое перо, вдруг застыла, вытянутой чёрной тенью повиснув над испещрённым замысловатыми крючковатыми символами листом пергамента. Он выпрямил голову, на секунду коснувшись взглядом окна, за которым по-прежнему царствовала ночь. Это удивило Мерглала. Оторвавшись от пергамента, он небрежно бросил перо в чернильницу и потёр глаза.
Ну и засиделся я сегодня! подумал он, зевая. По его подсчётам, было около полуночи. Песочных часов старый маг не имел он просто в них не нуждался, потому что Небеса всегда сообщали ему время не хуже самых замысловатых приборов. Надо лишь взглянуть в окно. -Уже полночь, как-никак. Нет! Всё-всё-всё! Пора спать! Тем более, я так устал сегодня.
Старец с кряхтеньем поднялся со стула, взял свечу, хотел обернуться Туда, в полумрак, что чёрным, густым и непролазным как сама ночь, плащом, накрывал ту, вторую, неосвещённую часть комнаты, куда Мага тянул разум. Хотел как можно скорее окунуться в эту темень, чтобы коснуться избитым болью телом мягкой соломенной подстилки и погрузиться в долгожданный, глубокий сон, но то-то удерживало его. Крепко засевшее в душе Старца, это что-то, неведомое, железной хваткой вцепившись в него, не позволяло отойти от стола. Это странное ощущение убило покой в сознании Мага. Он стоял, обеспокоенный, косясь на окно. Что-то заставляло старца посмотреть туда. Что это было любопытство или магия он не знал, но повиновался неведомой силе и прильнул к давно немытому и оттого плохо пропускающему свет стеклу.
На первый взгляд могло показаться, что там примечательного ничего не было, однако Мерглалу удалось разглядеть за окном что-то, надолго привлекло бы его внимание. Звёзды, освещавшие небесный купол, сегодня горели как-то по-особенному ярко. Казалось, ничего необычного: очередная проделка юной дочери Светлейшего Бога, однако, Мерглал думал иначе. Ему почему-то показалось, что эти звёзды таят в себе опасность. Какую он не знал, но был уверен, что ничего хорошего ждать от них не приходилось.
На первый взгляд могло показаться, что там примечательного ничего не было, однако Мерглалу удалось разглядеть за окном что-то, надолго привлекло бы его внимание. Звёзды, освещавшие небесный купол, сегодня горели как-то по-особенному ярко. Казалось, ничего необычного: очередная проделка юной дочери Светлейшего Бога, однако, Мерглал думал иначе. Ему почему-то показалось, что эти звёзды таят в себе опасность. Какую он не знал, но был уверен, что ничего хорошего ждать от них не приходилось.
Это отбило у старца сон. Некоторое время, он, не отрываясь, смотрел в окно, словно бы стараясь разглядеть что-то в таинственной громаде небес. При этом взгляд у него был такой, что думалось, будто бы он силиться спросить небеса: «Что с вами случилось?». Но, небеса оставались немы. Они гордо смотрели на Старца со своей далёкой, недосягаемой выси, и, казалось, смеялись над Летописцем.
А может, и вправду, юная дочь Светоча проказничает? спрашивал себя Мерглал, с кряхтеньем перебираясь в неосвещённую часть комнаты, где располагалось его скромное, но столь манящее сегодня ложе.
Однако не успел он сделать и шага, как за его спиной вдруг сверкнула молния, ярким переломанным копьем разорвав небосвод, словно ветхую тряпицу. Свет, исходящий от неё, на мгновение осветил комнату, и в тот же миг погас. Вслед за молнией Старца оглушил гром. Его короткий раскат за мгновение встряхнул всё вокруг, и над окрестностями Веленора пронёсся неистовый рокот. Свет от молнии и последовавший за ней гром не на шутку испугали Мерглала.