Ирина Азина
Собачница
Бородатый ангел
Говорят, что у каждого человека есть свой Ангел. Где-то, в далёких возвышенных далях, которых мы не помним, всякой живой душе назначают личного Хранителя, чтобы, спустившись на Землю, человек имел защиту, своеобразный буфер между самим собой и окружающими его существами и стихиями. Говорят также, что мы не можем видеть своих Ангелов. Они незримо сопровождают нас всю нашу жизнь, и показываются людям лишь в исключительных обстоятельствах. Говорят многие и многое. Только вот проверить всё, что говорят, никак невозможно. Именно поэтому человек, как существо разумное и думающее, должен всё, что слышит, пропускать через себя, чтобы почувствовать правда это, истина? Или неправда? А может правда, но исковерканная, как слово в игре «испорченный телефон», едва различимая, выряженная в чужие дешёвые одежды
Мой личный Ангел поджидал меня в душистых кустах розовой спиреи, ею всё было усажено в детском саду, абсолютно всё. Одуряющий запах пушистых соцветий облаком стоял в жарком полуденном воздухе, смешиваясь с аппетитной волной обеденных кухонных ароматов. Вдоволь наплескавшись в уличном мелком бассейне, я лениво висела на качелях, дожидаясь мамы. В те дни, когда она работала в первую смену, меня со всеми вместе спать не укладывали, и отпускали восвояси бродить, где вздумается, с непременным соблюдением строжайшего табу за территорию ни ногой! Да я и не собиралась
Из приятной полудрёмы к действительности меня вернул чей-то настойчивый слащавый голос:
Девочка! А, девочка! Хочешь конфетку?
Потного лысого мужика с бегающими скользкими глазками отделял от меня лишь ненадёжный детсадовский забор дырки между прутьями редкие, кое-где погнуты, любой пролезет на раз-два. Страх сдавил мне горло своей мохнатой невидимой ручищей, и в голове понеслись жуткие мысли: в городе орудует маньяк, это всем известно. Пропадают девочки, уже несколько за пару месяцев. Совсем недавно в пригородном лесочке обнаружили страшную находку: в мусорных мешках прикопанные части тела одной из пропавших (господи, даже представить страшно), её фамилию писали во всех газетах, повторяли по радио, на местном телеканале; в школах и садиках осторожненько ориентировали детей, чтобы не доверялись незнакомцам. И вот на тебе! Прямо напротив стоит настоящий маньяк. Что делать?! Непростой вопрос, если тебе около шести лет от роду. Пока всё это вихрем проносилось в моём скукоженном от ужаса мозгу, из ближайшего куста бойко вылезло нечто кудлатое, бородатое, и бодреньким галопом поскакало в сторону потенциального маньяка, издавая утробные хрипящие звуки. Кажется, я зажмурилась на миг, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, не дающее двигаться и бежать, а когда глаза подняла за забором никого уже не было. Медленно обвела я взглядом качели, веранду, песочницу всё было чисто. Никакого присутствия посторонних. Выдохнув, сделала шаг в сторону, и едва не свалилась прямо на большую каштановую собаку, привалившуюся своим мохнатым боком к моей голой ноге.
Ай! Ты что, я же чуть на тебя не упала!
Собака подняла вверх радостную морду и улыбнулась мне. До этого момента я никогда в жизни не видела, как улыбаются собаки. Человек, с собачьей улыбкой незнакомый, вполне может принять её за оскал широко разинутая пасть, передние зубы обнажаются, кожа на челюстях стягивается, открывая острящие белоснежные клыки. Но меня это всё нисколечко не испугало. Невозможно испугаться, когда видишь такие нежные, честные и добрые глаза! Присев на корточки, я оказалась с собакой лицом к лицу.
Ты хороший пёсхорошийспасибо тебе!
Ррруф! Вуф! сказал пёс, радуясь, что я поняла его правильно, и лизнул меня прямо в щёку своим мягким липким языком.
Подожди, я тебе сейчас котлетку принесу! Котлетку! Сбегаю в группу и принесу! Подожди здесь, ладно?
Ладно, конечно, подожду, ответил мой спаситель, навострив свои висячие уши, красиво обрамлённые шерстяной бахромой.
Вот! На, держи! запыхавшись, выдохнула я, прибежав обратно через минутку, Ещё хлеббудешь хлеб?
Буду! Всё буду! Спасибо тебе!
Это тебе спасибо, что прогнал того ужасного мужика.
Он плохой человек, плохо пахнет.
Да, я тоже сразу поняла, что плохойА как тебя зовут?
Никакя ничей пёс, у меня нет имени.
Как жалко давай, ты будешь моим пёсиком? Хочешь?!
Спрашиваешьконечно хочу только тебе не разрешат меня взять, вздохнул барбос, дожёвывая кусок.
Конечно разрешат! Что за глупостия расскажу им, как ты меня спас. Ты такой храбрый! Давай я тебя поглажу, ты хороший пёсхороший
НикаНика! Идём, идём домой! Боже мой, что это за собака, откуда она тут? Грязная какая, не смей её трогать! Сейчас скажу сторожу, чтобы прогнали
Мама! Не прогоняйте его, он же меня спас! Давай его себе возьмём?! Пожалуйста, ну пожалуйста, мама
Глупости, он наверняка лишаястыйоблезлый какой, кошмар. Пойдём, пойдём! Пойдём, говорю! Ну что ты ревёшь?! Прекрати немедленно реветь, пошли, я сказала!
Упираясь и захлёбываясь слезами, я прокричала, выдёргиваясь из маминой руки:
Пёсик! Жди меня здесь, хорошо? Жди-и! Завтра принесу тебе много вкусного-о!!
Но и завтра, и послезавтра, ни под кустом, ни вообще где-либо поблизости от детского сада бородатого пса не оказалось. Я долго мучилась чувством ужасной вины, проклиная свою глупую доверчивость пёс конечно же был прав: какой взрослый человек в здравом уме возьмёт к себе домой старого бездомного бродягу, всю жизнь свою мыкающегося по дворам и помойкам? Для такого безумного поступка нужно в душе оставаться ребёнком, или хотя бы помнить каково это, быть ребёнком воспринимать этот мир без предрассудков, без абсурдных ограничений, придуманных кем-то обиженным, лишённым любви, кем-то, кто давно уж не может отличить правду от лжи. Всего этого я, конечно же, в шестилетнем возрасте ни понять, не сформулировать не могла, но чувствовала отлично. И к собственной вине добавилась обида тяжёлое, горькое ощущение. Из семян обиды, брошенных неосторожной рукой, постепенно вырастает недоверие цепкий, ползучий сорняк, очень быстро пускающий свои глубокие корни в душах людей. Выкорчевать его почти невозможно. Примерно с тех пор я стала понимать, что взрослые чаще всего детей просто не слышат. Причин этому я найти не могла, и ещё больше обижалась.