Есть и такие, кому уже абсолютно все равно.
Это бывшие премьеры Ариэль Шарон, от ожирения впавший в кому, и Ицхак Шамир, впавший в маразм, а также все те, кто уже обзавелись грин-картой или вторым гражданством.
Это бывшие премьеры Ариэль Шарон, от ожирения впавший в кому, и Ицхак Шамир, впавший в маразм, а также все те, кто уже обзавелись грин-картой или вторым гражданством.
Есть, правда, и такие, которым вовсе не все равно, но их никто не спрашивает.
Это жители обстреливаемых «Кассамами» израильских городов типа Сдерота и Аскаляна, у которых нет возможности переехать ни в Швейцарию, ни за океан, но зато есть все шансы переселиться в бомбоубежища, так сказать, на ПМЖ. (Постоянное место жительства если кто не знает).
Эта категория населения мало верит предвыборному лозунгу Натанъяху: «Биби хорош для евреев» и считает, что Европа, или любая страна, где тебе постоянно не грозит упасть на голову очередной снаряд, все-таки лучше чем Биби.
Двадцать лет меня пугают арабами
Двадцать лет меня пугают арабами, убеждая, что они и есть мой главный враг.
Как-будто это арабы отправили меня, человека с высшим образованием на самую грязную и неквалифицированную работу, когда мы приехали в Израиль.
Как-будто это арабы воровали деньги из моей зарплаты.
Как-будто у арабов я нахожусь в долговой кабале. Как-будто арабы приходили выселять меня и моих близких из квартиры, когда нам нечем было платить за ипотеку. Как-будто арабы арестовывали нас и наше имущество за долги.
Как-будто арабы виноваты в том, что я и такие как я граждане страны вынуждены сидеть как под домашним арестом в свой единственный выходной день, если у меня нет личного автотранспорта.
И наверное арабы виноваты в том, что покупать все нам тут приходится в тридорога и что иметь и воспитывать детей сегодня в нашем еврейском государстве могут позволить себе только самые богатые.
Мне довелось пережить тут уже несколько войн и интифад и все это я хорошо помню: как резали людей на улице, как взрывали автобусы и взрывались ракеты. Обо всем этом я знаю не понаслышке, в отличие от тех, кто пугает меня ракетами и взрывами, но при этом защищен и от ракет и от взрыва в автобусе, просто потому, что на автобусе не ездит и не живет там, где падают ракеты.
Не исключаю, что те, кто меня пугают арабами при этом делают с арабскими шейхами успешный гешефт. Поэтому я им слабо верю.
Боль лишает разума название
Для меня первая интифада была периодом окончательной ломки сознания.
Сам этот процесс начался ещё там, в прежней жизни.
Суть его заключалась в том, что привычные и казавшиеся с детства незыблемыми как фундамент прочного здания: логические понятия, мораль, закон всё это вдруг как-будто превратилось в легковесные предметы, которыми ловко манипулирует фокусник в цирке.
Я даже и представить не мог, как легко можно жонглировать абсолютно всем, даже самым святым.
Всего несколько манипуляций и вместо человека- совок или лузер аналог «унтерменша», но в менее грубой упаковке.
Я никогда не любил цирк. Ни в качестве зрителя, ни, тем более, в качестве подопытного в реальной жизни, у всяких прохвостов.
В Израиле жизнь для меня открылась ещё с одной, совершенно неожиданной стороны.
Был пик Первой Интифады и каждый день кого-то в Израиле ранили, убивали, либо пытались убить.
Арабы были не слишком, мягко говоря, разборчивы в выборе своих жертв. Это мог быть и молодой мужчина и ребёнок, старик или старуха.
Эти убийства ничем нельзя было объяснить и эта бессмысленность смерти приводила меня в состояние крайнего замешательства.
Логика жизни была бессильна против бессмысленности смерти.
Истина эта стара как мир, но когда ты прочувствуешь её смысл всем своим нутром, то перед тобой открывается бездна
Бездна безысходности и бессмыслицы.
Это была не депрессия.
Это было что-то уже за депрессией, но ещё в этой жизни.
Логика жизни утверждает, что ничто не вечно под луной.
Но эта череда убийств не заканчивалась. Она казалась бесконечной.
Когда убивали кого-то в Израиле, на той стороне это вызывало, если верить израильским сми, ликование. Но уж точно не сочувствие.
Точно так же ни у кого в Израиле не вызывали сочувствие убитые или искалеченные на другой стороне в результате ответных ударов дети, женщины и старики.
Затишье было обманчивым и даже зловещим. Да и было ли оно?
Арабы не вызывали у меня ненависти, а израильтяне симпатии.
Я много работал с арабами. На перерывах, а иногда и во время работы, успевали поговорить о многом.
Всё было- и нескрываемая враждебность, и декларации дружелюбия, простое человеческое любопытство и участие.
Люди были самые разные. Но в определённое время, они выстраивались в шеренгу и дружно молились одному Богу.
Однажды секретутка босса, очень гордившаяся тем, что делает докторат в религиозном университете, взялась меня поучать:-Будь осторожен! Держи их на расстоянии.
Это ты можешь держаться от них на расстоянии, -ответил я. -У меня такой возможности нет.
И всё-таки, -уже более участливо сказала эта дама средних лет, Арабы есть арабы.
Моё терпение на этом закончилось.
Арабы не сделали мне ничего плохого! -уже почти грубо, ответил я.