Суеверие досталось нам от отца, который всегда носил в кармане пшеницу. «Для благополучия», говорил он. Возвращаясь домой после долгого отсутствия, он устраивал драматическую сцену, поочередно кладя руку на голову каждому из нас: Джулии-Берте, Габриэль, Альфонсу, мне и Люсьену, затем пересчитывал нас: «Один, два, три, четыре, пять. Пять. Мое счастливое число». Теперь я знала, что все это пустые разговоры. Он никогда не считал, что ему повезло с нами. Но когда мы были маленькими, Габриэль вслед за ним объявила цифру пять своим номером, начертив ее палкой на земле. В Обазине она вырезала пятиконечные звезды и полумесяцы, повторяя загадочные мозаики на полу коридора, которые мы всегда считали счастливыми и старались наступить на каждую, когда проходили там. Нам казалось, что они питают нас небесной силой.
На цыганке был пурпурно-золотой платок, из-под которого выбивались густые длинные и непослушные волосы, она ловко тасовала и раскладывала колоду Ленорман с загадочными картинками. В колоде были карты с изображением корабля, облаков, дерева, креста и гроба. Их всевозможные комбинации предполагали разные смыслы, которые могли интерпретировать только цыгане. Облака означали беду. Но облака, нависшие над холмами Центрального массива, как мешки с мукой, были обычным делом. Мы к ним привыкли. Деньги, любовь вот что нас интересовало.
Однажды ты будешь очень богата, предсказала цыганка Габриэль.
Однажды ты будешь очень богата, предсказала цыганка Габриэль.
Она так говорит, чтобы я потратила на нее все свои деньги, пробурчала моя сестра себе под нос.
У тебя случится большая любовь, сказала она Эдриенн, когда подошла ее очередь.
Эдриенн подалась вперед.
Но за кого же я выйду замуж?
Чтобы получить больше ответов, обе девушки отправились к хироманту, тем временем цыганка читала мою судьбу.
Кольца на ее пальцах позвякивали, пока она перемешивала карты. Когда она разложила их, открылся гроб и уложенный поверх крест. Я ждала объяснений, но она молча смотрела на меня, словно пыталась изучить мое лицо; ее глаза, темные и бездонные, сверкали из-под низко надвинутого на лоб платка.
Но ведь гроб может быть и хорошим знамением, сказала я с надеждой. Конец чего-то плохого, например. Или смерть чего-то нежелательного.
Она собрала карты, не проронив ни звука.
Что это было? Что это значит?
Иногда лучше не знать. Я поймала ее предостерегающий взгляд.
Внутри меня словно заморозили. Мое сердце, легкие, даже кровь в венах. Неужели случится что-то ужасное?
Пожалуйста, скажи мне!
Она внимательно посмотрела на меня.
Ты уверена?
Да!
Ее голос зазвучал приглушенно:
Ранняя смерть.
Больше она ничего не сказала. Просто сняла с мизинца кольцо и протянула мне.
Возьми это.
Широкое золотое кольцо с круглым желтым камнем, красивое, роскошное что-то подобно в моем представлении могли носить elégante. Я никогда не держала в руках ничего столь великолепного.
В камне заключена сила солнца, сказала цыганка. Он приносит тепло и свет в самые темные места.
Она произнесла что-то еще на незнакомом языке, потом ее глаза стали плоскими, как шторы на окне, и она отвернулась.
Ранняя смерть. Кто-то умрет молодым. Кто-то умрет раньше времени. Вдруг меня осенило, и я облегченно вздохнула. Наша мать. Карты были о Жанне.
Я показала кольцо Габриэль и Эдриенн. Сестра осмотрела его, будто была экспертом по драгоценным камням.
Оно не настоящее, заявила она.
С чего ты взяла? спросила я.
С того, что его дала тебе цыганка.
Эдриенн подскочила.
Наоборот! Это значит, что, вероятнее всего, оно настоящее. Цыгане умеют заполучить что хотят. О, Нинетт, только подумай, ведь когда-то оно могло принадлежать королеве!
Габриэль покачала головой.
У королев толстые пальцы. Кольцо слишком мало. Оно никогда не подойдет королеве.
Ну что ж, возразила я, не позволяя ей все испортить, зато это как раз подходящий размер для принцессы.
У нас с Габриэль был общий секрет: мелодрамы под половицами, страницы из Декурселя, спрятанные в учебниках и священных книгах. На моей шее на шнурке висело цыганское кольцо, скрытое под рубашкой.
Но когда лето сменилось осенью, Джулия-Берта удивила всех куда более серьезным секретом. Мы с Габриэль, так увлеченные миром Декурселя, упустили его. Никто ничего не замечал. До того дня, когда сестра Женевьева отправилась в садовый сарай за веревкой, чтобы привязать ворота, раздражающие своим лязгом.
Мы с девочками сидели у печи в швейной мастерской и в десятитысячный раз упражнялись в шитье. Элен все рассказывала и рассказывала о мальчике из города, который работал за продуктовым прилавком. Она ездила туда на каникулы со своей двоюродной бабушкой. Его пальцы коснулись ее ладони, когда он протянул ей сливу. И, по словам Элен, это означало, что он влюблен в нее. Она продолжала бубнить, как вдруг откуда-то из глубины монастыря раздался громкий вопль, заставивший всех нас подскочить.
Иголка с ниткой выскользнули у меня из рук и упали на пол. Похоже, то была Джулия-Берта. Однажды она долго оставалась безутешной, когда горный ястреб схватил крольчонка и улетел, зажав бедняжку в острых когтях. Она горько плакала, когда нашла на земле птичье гнездо, а в нем разбитые яйца, кусочки скорлупы, двух невылупившихся птенцов, розовых и сморщенных, у которых никогда не вырастут перья и которые никогда не полетят.