Словом, язык привел нас к сфере высшего смысла, но жизненное обретение его человеком есть то, что выходит за грань возможностей языка как такового. Здесь требуется принцип соотнесенности нашей реальной жизни во всех ее проявлениях с этой сферой высшего смысла. Культура и есть этот принцип человеческой жизни, направленный на становление ощущаемой либо уже осознаваемой нами положительной смысловой основы всего видимого и невидимого мира.
Разумеется, всякое определение хромает, не зря около двухсот из них касается только феномена культуры. Но, во всяком случае «культуру» нельзя определять как «совокупность достижений человечества»: это все равно, что определять «дерево» как совокупность его листьев, коры и корней. Нет, культура есть именно принцип определенного жизненного отношения. И этот принцип может быть реализован буквально во всех сферах деятельности человека, от бытовой до отвлеченно-интеллектуальной. Потому та или иная книга может либо быть явлением культуры, либо им не быть: ее предметное существование еще недостаточно, чтобы отнести ее к сфере культуры. То же можно сказать и о спектакле, и о картине или стихотворении, то же можно сказать и о прожитом дне или целой жизни, о наших отношениях с окружающими, буквально обо всем, что является проявлением человеческой жизни.
Если слово есть некий результат сигнификации в нашем сознании, то культура есть некий результат сигнификации в нашей деятельности. И поскольку сознание и деятельность человека глубочайшим образом взаимосвязаны, так же взаимосвязаны язык и культура. Рассматривать язык в отвлечении от культуры значит не понимать язык. Рассматривать культуру в отвлечении от языка значит не понимать сущность культуры.
К большому сожалению, всевозможные разветвления скептицизма обусловили какое-то органическое непонимание внутренней связи языка и культуры в сфере людей, определяющих школьную и вузовскую методики обучения, что сказывается и на формировании учебных планов, и в самом учебном процессе. Функциональный подход и установка на узкую специализацию в вузе нивелируют личность студента, загоняют его в тупик формального заучивания материала, формального, то есть, лишенного внутреннего смысла, бессмысленного. В преодолении этой печальной традиции единственная возможность восстановить личность студента в ее свободном праве на познание себя и мира применительно к той или иной избранной специальности.
Связь языка и культуры это внутренняя связь всех свойств Слова, которые столь точно определил Гете как мысль, силу и дело. Слово действительно есть и то, и другое, и третье, слово заключает в себе потенцию всего дела культуры.
Высший смысл преобразует безначальность и «слепую текучесть» в воздух и свет, которые обусловливают возможность нашего физического и духовного бытия, и слово есть свидетельство и энергетическая сущность этой всеобщей сигнификации. Высший смысл, персонифицированный религиозным сознанием в Имени Божьем и соотнесенный с самими истоками данного нам мира, закономерно осознается поэтому прежде всего Словом, во всех его энергетических, творческих и нравственных ипостасях одновременно. Осознание слова как единства высшего смысла и его персонификации в Боге, как единства смысла и жизни, жизни и света, оказывается неизмеримо выше аристотелевского закона исключенного третьего, ибо исходит оно не от рассудка только, но от всего существа человека, вдохновенного истиной. Вот почему: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. //В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его».
И какой бы безысходностью не представлялась нам часто жизнь, мы должны твердо знать, что «свет во тьме светит, и тьма не объяла его», залогом чему есть Слово, ставшее Делом, то есть, язык, ставший культурой, которая очеловечивает человека, соотнося его жизнь с высшим и вечным смыслом всего мироздания.
1 Р. Джастроу. Нашли ли астрономы Бога? Ориентиры, 1991, 2, с. 90
2 И. В. Гете. соч. в 10-ти томах. Т. 2. Фауст. Пер. Б. Пастернака. М., 1976, с. 47.
3 См.: Д. Юм. Собр. соч. в 2-х томах. Т. 2. М., 1966, с.351.
4 См.: де Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977, с. 120122; см. также: В. Б. Шкловский.
О теории прозы. М., 1987, с. 379.
5 Л. Ф. Лосев. Языковая структура. М., 1983, с. 147.
6 М. М. Бахтин. Эстетика словесного творчества. М., 1986 с. 297.
7 Б. Рассел. Почему я не христианин. М., 1987, с. 136.
8 М. Хайдеггер. Язык. СП., 1991, с. 20.
9 А. Ф. Лосев. Языковая структура, с. 191.
10 П. А. Флоренский. Т. 2. У водоразделов мысли. М., 1990, с. 284, 292.
11 И. Кант. Собр. соч. в 6-ти томах. Т. 4 (1). М., 1965, с.499.
12 Ф. М. Достоевский. ПСС, т. 6. Л., 1973, с. 336, 351.
13 А. А. Блок. Собр. соч. в 8-ми томах. Т. 6. М., 1962, с. 167.
14 П. А. Флоренский. Т. 1. Столп и утверждение истины М., 1990, с. 1617.
15 См.: С. Б. Бураго. Музыка поэтической речи. Киев, 1986.
Принцип выгоды и сущность культуры[2]
Время, в которое нам выпало в последние годы жить, принято называть «переходным». Естественно возникает вопрос: от чего и к чему мы переходим? От чего вроде бы ясно. К чему к «цивилизованной жизни», воплощенной в развитых и демократических странах «Запада». Уже не какой-то «отдельно взятый» поэт, «задрав штаны бежит за комсомолом», а весь огромный евразийский регион, переламывая свое «совковое» сознание, устремляется в совершенно противоположном комсомолу направлении. Вероятно, этот самый перелом сознания от «совковости» к «цивилизованности» и есть сущность того самого «переходного периода», в который нам выпало счастье существовать. Все это как бы вполне аксиоматические вещи, о которых говорить не стоит все и так понятно