После смерти жены Оливия принесла ему истинную радость. Никто лучше, чем ребёнок, не поможет перенести боль утраты. Пришлось взять няню пожилую, но крепкую и очень добрую женщину миссис Браун. Она воспитывала его дочь до тринадцати лет. Девочке не хватало отцовской любви: он никогда не мог дать ей то, в чём она так сильно нуждалась. Работа превратила его жизнь в океан во время шторма. Почти каждый вечер он засиживался в своём кабинете до полуночи, изучая анкеты пациентов и анализируя записи, сделанные во время сеансов. А в ночь субботы занимался подготовкой к лекциям, которые в воскресенье днём читал студентам-медикам. У него находилось совсем немного времени, чтобы зайти в спальню дочери и поцеловать её на ночь, но и тогда он отказывался читать ей сказку «Как братец кролик заставил братца лиса, братца волка и братца медведя ловить луну», обещая в следующий раз рассказать сразу две: про братца кролика и про Дэви Крокета.
Так, а когда же была сделана эта фотография? Неужели, в день первой годовщины их свадьбы? Да, пожалуй, именно так. Вивиан всегда любила знаковые даты, чем смешила Джозефа. Он считал, что ни одна цифра не может быть сильнее чувств, но ей не возможно было доказать это. Она обижалась, если он забывал, какого числа и какого месяца состоялась их первая встреча, или когда впервые он поцеловал её. С ней было легко, не считая моментов, когда их взгляды на жизнь и происходящие события становились преградой на пути к взаимопониманию
Он осторожно вернул фотографию на место и несколько раз медленно провёл ладонью, будто смахивая невидимые пылинки с рамки
Затем подошел к огромному окну. Яркий свет пытался пробиться сквозь щели жалюзи и создавал в кабинете мягкое освещение. Раздвинув пальцами горизонтальные пластины, он поначалу зажмурился, а затем ощутил, как весенние лучи солнца ласкают лицо. Их приветливое тепло не могли сдержать белые пушистые облака, плывущие по небу.
Расслабившись, доктор стал рассеянно наблюдать за происходящим на улице. Всё как всегда. Да и что можно увидеть на Манхэттене, кроме многоцветья толпы, которая гонится за материальными благами, находясь в постоянном стрессе от хронического недосыпания и фастфуда? В этой суете и заключается вся жизнь современного человека карикатурная, ничтожная повседневность в большом городе, среди бутиков и офисов, стеклобетонных небоскребов, под которыми ползут машины Да, теперь у людей другие ценности, их заботит только собственное «я». На то, что окружает их, они не обращают внимания. А если и обращают, то стараются быстрее вернуться в свой панцирь.
Раньше всё было по-другому. Раньше Вивиан и он обожали Нью-Йорк, никакой другой город в мире не мог сравниться с тем, где они жили! А теперь? Теперь он презирал его! Ненавидел эту мышиную беготню, она была просто невыносима, пугая и подавляя, тзаставляя ощутить себя несовременным и лишним. С какой радостью он предпочёл бы свободу, оставив медицинскую практику, с будоражащими душу ночными звонками, ответственностью и строгим распорядок дня, да и всю человеческую цивилизацию, чтобы поселиться вместе с дочерью на тихом острове, затерянном в Мировом океане! Но увы, как бы сильно ему ни хотелось быть с Оливией двадцать четыре часа в сутки, счета требовали регулярной оплаты.
Простите, что вмешиваюсь. Я понимаю, что веду себя назойливо, но не могу оставаться в стороне, когда знакомое кряхтение с сильным немецким акцентом вырвало Джозефа из размышлений. Повернув голову, он бросил взгляд на стену, откуда сухощавый профессор Фрейд смотрел на него, недоверчиво сузив глаза! Похоже, в эту минуту ему потребовалось поболтать. Видите ли, у меня нет круга общения, а данная потребность присуща всем людям, она, знаете ли, заложена в нас природой. Я не покидаю этого кабинета, не поддерживаю старых знакомств, а в вашем лице, к счастью, нашёл приличного собеседника. Но вынужден заявить, что не потерплю пустых размышлений в этих стенах
Что вам угодно, герр профессор? Джозеф был не в том расположении духа, чтобы вести беседу, но, помня о приличии, изобразил сдержанную учтивость.
Вот вы, Уилсон, утверждаете, что вам нужна свобода?
Совершенно верно, профессор. Мне бы хотелось ощущать себя более свободным, чем сейчас. А что? Неужели вы видите в этом какой-то нонсенс?
Ха, обожаю людей, которые заставляют меня смеяться. Потому что смеяться это то, что я люблю больше всего, если не считать курение сигар. Знаете, это лечит множество болезней. И мне становится смешно, когда я вижу, как люди врут!
Что? переспросил Джозеф. Что значит врут? Вы это о ком, профессор? Обо мне?
Все врут, уважаемый коллега, и вы далеко не исключение! А причин врать, поверьте на слово старику, у людей предостаточно. Газеты врут, мои биографы врут, фальсифицируя факты моей жизни, и телевидение сегодня только и делает, что бесстыдно врёт. Женщины пытаются скрыть свой возраст, свои расходы, счета за телефонные переговоры. Мужчины не говорят правду о доходах, боятся раскрыть свои истинные чувства, врут о семейном положении Ужасно! Что касается вас, Уилсон: вы, грезя о свободе вдали от цивилизации, лгали, чтобы отвлечься, наивно думая, что ваши мысли обретут более привлекательный вид. А всё дело в том, что большинство людей в действительности не хотят никакой свободы, потому что она предполагает ответственность, а ответственность людей страшит Я описывал это в своих работах. Вы ведь, полагаю, читали мои труды? Двадцать четыре тома! Тогда зачем вы мелете эту чушь, что вам, дескать, надоела медицинская практика! Пациенты открывают вам самые сокровенные тайники души. Вы успокаиваете их, утешаете, прогоняете отчаяние. А вас за это холят и лелеют. И, признайтесь, неплохо платят