Эта игра такого же характера, как и игра с разбрасыванием вещей и их выкидыванием из ящиков. Для этого явления в нашей семье есть даже слово «енотить», оно уже полностью вошло в наш семейный обиход. Оно родилось, когда сын вытаскивал вещи из ящиков, как енот, копошась и всё перемешивая. Подобные речевые приёмы развивают язык малыша, создаются словесные образы. То есть, когда мы, родители, склоняем или видоизменяем слова в игровой форме и наделяем их разным логичным смыслом, это, как ни странно, лучше помогает ребёнку понимать происходящее и быстрее собирать трёхмерную картину мира. Так как ассоциативный ряд у детей работает своеобразно, это относится и к самому слову, и, конечно же, к тому, как мы его произносим. Поэтому «енотить», «шкрябун», «кусака» и многие такие оригинальные словоформы в словах дают хорошую пищу для нашего мозга и мозга малыша.
Во время разговора наши уши не просто слушают звуки, они собирают массу сенсорных данных. Например, тон, с каким мамочка или папочка говорят, даёт ребёнку интонационный смысл. Большая часть информации откладывается в подсознание ребенка и может выдать её в любой момент как в виде вдохновения, так и в виде страхов. Например, как услышанное ребёнком в детстве случайное слово мамочки может повлиять на его будущее? Допустим, во взрослом возрасте ваш сын решил принять какое-то важное решение в своей жизни он захотел начать свой бизнес, но идея может сорваться лишь потому, что в его голове всплывет фраза, случайно брошенная кем-то из родных: «Почему ты такой дебил и почему у тебя никогда ничего не получается?» Или он подслушает ваш разговор с подругой, которой вы жалуетесь на его безрукость, что он растяпа и так далее.
Он, опустив руки, отступит от мечты, поэтому куда лучше сказать «Сын, хватит енотить», чем «Ах ты, засранец и неряха, положи всё на место, бестолочь!» Вам могут показаться смешными слова «заранец», «бестолочь» и прочее, но, к сожалению, ими 80% родителей пытаются воспитать в ребёнке аккуратного мальчика. Хотя более продуктивным будет «еврейский» подход к подобным вещам. Когда «еврейская» мамочка из анекдота говорит: «Изя, ты ведь у меня такой аккуратный, откуда же эта грязь на полу?» В этом отрывке мамочка заведомо говорит сыну, что он хороший, и будто недоумевает, как грязь на полу может появиться в присутствии такого чистоплотного мальчугана. Можно подумать, что это манипуляция, но с другой стороны такой подход и вера в сына, которую транслирует родитель, окрыляет ребёнка. К тому же мамочка не делает сразу обвинительных выводов, мол, ты засранец. Наоборот, спрашивает у сына, давая его уму возможность поработать.
От нашего отношения к таким вещам зависит, сможем ли мы превратить семейную жизнь в весёлую и счастливую с игрой и дружной атмосферой или будем проживать годы в напряжении из-за того, что ребёнок ведёт себя не так, как мы хотим. При этом не только расстраиваясь, но и регулярно доводя наше любимое сокровище до слёз.
Как игрушки, полученные через плач в детстве, влияют на ход всей жизни? Наблюдая за семьями с детьми, анализируя семейные отношения, я как художник заметила одну часто встречающуюся закономерность в нашей постсоветской культуре, которая делает из детей и взрослых несчастных в семейной жизни. Точнее, из мальчиков финансовых или эмоциональных тиранов для своих жён, или же вялых и пассивных телят, а из женщин вынужденных истеричек и манипуляторов. Она связанна напрямую с тем, как родители реагировали на просьбы своих детей и как часто запрещали им, что-либо без серьёзных на то причин.
Понаблюдайте сами: возьмём среднестатистическую советскую женщину: как она реагирует на просьбу ребёнка что-то ему дать? Чаще всего первым звучит отказ, запрет и отговорки, почему она не может выполнить его просьбу. Речь тут о мелко-бытовых ситуациях, незначительных для матери. Алгоритм таков: ребёнок просит дать ему упаковку влажных салфеток, просто посмотреть. Мать отказывает, и, чем чаще она это делает за день, тем чаще ребёнок срывается на плач. Ребёнок плачет и вуаля! Мать протягивает ему салфетки.
В такой ситуации стабильней для психики ребёнка было бы либо протянуть ему салфетки сразу, либо идти до конца и совсем не давать, раз уж так решила. Но нет, мы, мамочки, физиологически податливы на слёзы ребёнка и рано или поздно уступаем, что закрепляет в ребёнке мысль «Если тебе не дают с первого раза, надо сильнее орать». Договориться с таким ребёнком невозможно: он не умеет слушать, так как он знает, что нужно сразу орать и от силы его крика зависит успех. Получается, что ребёнок в глазах такой матери выглядит противным тираном со своевольным характером, который всё равно её прогибает. Это вызывает в матери раздражение, и она часто переходит на порку, поскольку окружающие ей нашёптывают о том, что она разбаловала непокорного отпрыска.
Как это в дальнейшем отражается на взрослой жизни девочки и мальчика, выросших в такой атмосфере? Мы, постсоветские дети, почти все выросли на таком методе воспитания. Однако нам было легче, ведь мы чаще гуляли на улице, где многое всё же разрешалось, а наши дети больше сидят в квартирах, в которых нельзя абсолютно ничего.