Она не хочет быть дерзкою; но сама не замечает, как берет ее теткин голос, и произносит перед хозяйкой всю только что выслушанную пошлую рацею, в заключение которой у нее вырываются и те глупые слова: "приведись хоть и вам для вашей дочери, так и вы займете".Выстрел попал в цель - ей ответили:- Не говори ничего больше, Груша, ты сказала довольно. Я вижу - ты не дорожишь нашим местом.Девочке стыдно - у нее сверкнули слезы раскаяния, но она не хотела выдать наружу хорошего движения своей души, чтобы другие не увидали и не пересказали ожидающей ее на кухне тетке. Она лучше притворится дерзкою и смелою, которая ничем не дорожит.В этом духе она и отвечает:- Легко ли дело хозяева! Мало ли их на свете!Ей говорят:- Ты свободна, располагай собою как хочешь, но только жалко, что ты избрала для этого такое дурное средство, как грубость. Это не делает чести твоему сердцу: ты у нас на ноги стала, и мы тебя любили, и если отговаривали тебя обирать себя, то не думай, что мы делали это по скупости. И чтобы тебе это доказать, вот тебе десять рублей, которые тебе нужны, - возьми их от нас себе в награду.Груша плачет, целует руку хозяйки с горячими слезами, но язык ее повторяет теткин диктант.Она уловила слова: "это не делает чести твоему сердцу", и не упускает времени отвечать:- Честь - господское дело, нам не пристала.Ее молча тихо крестят. Она резко оборачивается и выбегает.Такая торопливость необходима, потому что иначе она бросилась бы в ноги к хозяйке и стала бы просить прощения, и тогда репутация ее пала бы на кухне и пронеслась бы позором по всей родной деревне.Как бы плакала мать и причитала:- Мать-то, родителей-то своих не пожалела, а хозяйку стало жаль?Недостойная!..Но этого не было. Девочка выдержала характер и вышла к тетке с красною ассигнацией и с мертвенно-бледным лицом.- Что? - спрашивает тетка, - дали?- Денег дали... и от места отказали... - шепчет чуть слышно девочка.Всего своего разговора она не передает. Ей совестно, что ей первый раз "отказали" люди, которые ее любили и которых она любила.- Ишь сволочи какие! - говорит тетка. - Да и лучше сделали, что отказали. Не мало местов есть окромя. Я тебя на лучшее место сведу, а теперь на сестрину свадьбу домой приедем. Чего еще - наслужишься им подлым, - а у нас теперь весело... качели поставили. Пойдем сейчас с этими деньгами сукно покупать: может быть, от десяти рублей-то еще и себе на розовый ситчик выторгуем. Они ведь, хозяева, тебе все синенькое да коричневое шили.Девочка сквозь слезы припоминает, что хозяева дарили ей и платья и других цветов.- И серенькое дарили. Она помнит, как ей дарили это платьице и как весело все они вместе его шили и примеряли - как сама хозяйка пришпиливала на ней выкройки и говорила:- Не вертись, вертушка, а то уколю булавкой.Все это было так тепло, радостно и семейно. Теперь так не будет больше.Будет иное - будет веселее, иное будет.Тетка дает мыслям направление, соответствующее обстоятельствам.- Легко ли, невидаль, серенькое. Что ты, богаделенная старушка, что ли, или сестра милосердия - ходить в сереньком? Мы сейчас пойдем розового отхватим, да с спаньем сделаем - у меня в рынке в лавке знакомый прикащик есть, - он нас уважит.- Спроситься надо.- Чего? Отказали, и кончено. Вот тебе еще какое кушанье. Тьфу! Наплевать, да и только. Идем.Ушли. Тетка плывет впереди как гусыня. Девочка идет за нею в волнении, совесть ей говорит, что она поступает гадко, неблагодарно, но тетка плывет как гусыня и гогочет: го-го-го. Она довольна - на широку воду выплыла. Вот рынок, шумно, весело, молодцы закликают, зовут "барышнею"... Лавка кажется таким изяществом, и прикащик с расчесом на аглицкий манер - совсем на барина сходствен... Только оказывается, что выторговать совсем нечего: сукно стоит не по три рубля, а по три с полтиной... Полтинника еще недоставало. При тетке своих денег тоже нет - у теток никогда своих денег не бывает.