Кормилица вы моя.
Потом мы шли с ней из поликлиники пешком. Была уже ясная, звонкая осенняя ночь. Дошли до угла. Я остановились.
Спасибо, Фаина Фёдоровна, что не ушли домой. Помогли мне с приёмом.
Как бы я ушла?
Ну, ведь рабочий день у вас уже закончился. Имели полное право уйти. Я бы и не обиделась
Знаете, Ольга Леонардовна, я думаю, на нас с вами напишут жалобу. А может и не одну. И знаете, как они все будут начинаться?
Как?
«Возмущены обслуживанием врача О.Л. Григорьевой и медицинской сестры Лопаткиной Ф.Ф.»
Да ладно!
Но у Фаины Фёдоровны был большой опыт работы в нашей поликлинике. «Возмущена бездушным поведением и грубостью лор-врача Григорьевой.» читала я на следующий день в кабинете у заведующей нашей поликлиники жалобу мамаши. «Она трясла моего больного сына так, будто хотела его убить» «Таким врачам не место в нашей медицине!»
Вот ты уехала, бросила больных в коридоре, сказала мне заведующая, пока я читала жалобу. -А если бы в это время из них кто-нибудь умер?
А что я должна была сделать? спросила я. -Бросить тех двоих? Чтобы ребёнок в машине задохнулся?
Не попадать в такие истории. Сказала заведующая.
А как не попадать?
Она промолчала, поджав губы.
Докладную на меня написала и регистратура.
«Из-за того, что ЛОР-врач Григорьева О.Л. вёла приём больных в неустановленное время ( до 23 часов) мы не могли вовремя закрыть отделение регистратуры и опечатать сейф с бланками листов нетрудоспособности. Весь день мы вынуждены были отвечать на возмущение и жалобы больных, которые не сумели попасть в этот день на приём».
Мы шли с Фаиной Фёдоровной по пустынной ночной улице, нам в макушки светила луна. Я задрала голову в небо и долго смотрела на неё. Луна мне улыбалась. Я сделала «карусель» в воздухе своей сумкой и стала хохотать.
Вообще-то у меня есть учёная степень. Без учёной степени теперь как-то неприлично. Иногда я даю больным свои визитки, там написано: «Кандидат медицинских наук». Я даже горжусь своей кандидатской. По насыщенности она не хуже, чем многие докторские, выполненные особенно в годы перестройки. Но теперь одной кандидатской мало. Многие любят, чтобы их консультировал доктор наук, профессор. Доктору наук как-то больше верят. Мне это немного смешно. И ещё теперь каждый уважающий себя врач должен иметь свой сайт. Большинство врачей на этих сайтах сами себе же хвалебные отзывы и пишут. Или просят написать больных, и это всегда видно. У меня сайта нет. Мне звонят по сарафанному радио.
Я никогда не занимала никакой административной должности. Как-то мне предлагали, но я отказалась. Не потому, что боялась не справиться, мне нравиться быть только врачом. Я люблю лечить, и не хочу устанавливать новые правила, вводить какие-то «монетизации». За много лет я убедилась, что больным от всех этих новшеств лучше не становится. Я просто хочу, чтобы мне не мешали. Мне нравится, когда у меня звонит телефон.
Только что я сейчас могу сказать больным? Извините, меня отсюда могут выгнать?
Я вытираю мокрые щёки и отхожу от окна.
Звонит телефон.
Ольга Леонардовна, вы ещё не уехали?
А кто это?
Олег Сергеевич.
Я не сразу соображаю, что «Олег Сергеевич» это и есть Олег, мой коллега, с которым я недавно разговаривала в буфете. Раньше он мне никогда не звонил.
Нет. Не уехала.
А вам, случайно, не в сторону пятой больницы?
Мне дальше. Но мимо.
А не подбросите меня?
Я колеблюсь.
Я ещё должна одеться
Если вы не против, я подожду вас у выхода.
Я одеваюсь и выхожу. Закрываю своим ключом нашу комнату. В коридоре перед дверью стоит Бочкарёва. Тот же красный велюровый костюм, та же тельняшка.
А Дарья Михайловна уже ушла?
Да.
Вы не знаете, она завтра будет?
Должна. А почему бы ей не быть?
Ну, говорят же, что больницу расформировывают. А как же со мной?
Я не знаю. На меня вдруг наваливается усталость. Завтра Дарья Михайловна всё вам расскажет.
Я ухожу, а Бочкарёва всё ещё стоит, будто не веря, что в нашей комнате уже никого нет. Как же я забыла взглянуть, болтается ли всё ещё тампон на её тапке? Мне жаль Бочкарёву. Зря Даша не зашла к ней. Весь вечер и ночь Бочкарёва будет мучиться, проигрывая варианты своей дальнейшей судьбы.
На парковке уже много свободных мест. Дождь не такой сильный. Я натягиваю на голову капюшон и оборачиваюсь, смотрю на больничное здание. Серый бетон. Между блоками щели, на пандусе асфальт весь в ямах. Это «скорые» бесконечно въезжая и выезжая, годами раздавливали асфальт. Въездные ворота толстенные бетонные столбы, образуют прямоугольную арку. Ещё один портал. На столбах граффити. Надеюсь, с благодарностями врачам. Всё это, мягко сказано, обветшало. Но всё это можно отремонтировать, подновить. Заделать, покрасить. И больница останется жить. «Скорые» будут приезжать, больные будут поступать и будут выписываться.
Как выразилась сегодня наша заведующая?
«Мы столько лет ели деньги из бюджета».
Неужели мы не принесли никому пользы?
Вот подходит Олег. Он в плаще, с непокрытой головой. Я даже не замечала, что он, оказывается, светловолос. Сейчас под дождём волосы у него намокли и выглядят темно-русыми. В отделении мы все в колпаках, в пижамах. Роботы-муравьи. Выходим на улицу друг друга не узнаем. И кожа у него светлая, как у природных блондинов. У Фаины Фёдоровны была такая же. У неё на щеках часто горел румянец от малейшего волнения подкожные капилляры напитывались кровью, и разливались гипертоническими червячками. Я хочу посадить Олега сзади, но он, как многие мужчины, садится вперёд. Я выезжаю с парковки, стараясь не обращать на него внимание. Я не привыкла, что в моей машине ещё кто-то есть, кроме меня, и поэтому немного нервничаю. Включаю радио. Автоматически убавляю звук. Он спрашивает, будто мальчик, случайно попавший к кому-то в гости.