Вы что, правда, ничего не слышали?
Я перестаю жевать.
А разве вам уже объявили, что вас сократят? Мне не объявляли.
Взгляд у него исподлобья. Я впервые замечаю, что он похож на мультяшного волка. На задрипанного, испуганного, по-детски комедийного голодного волка со впалыми боками, который вечно попадает в дурацкие ситуации, потому что очень добрый в глубине души. Но душа Олега для меня закрыта.
Ну-ну. Он тоже стал пить чай, ссутулившись, опустив плечи. Сбоку от меня в окне серо-зелёным сияла улица. Из этого окна, выходившего в закуток проулка, не было видно ничего, кроме распускавшихся кустов. И белые занавеси в крупную ячейку не могли пригасить золотое сияние лопающихся почек.
Почему он сказал, что в новое отделение возьмут Павла и Дашу? Значит, всё уже решено и всем известно?
Бль! Олег отодвинул тарелку и пристукнул кулаком по столу. -И так денег ни на что не хватало, а тут ещё безработный.
Как-нибудь образуется, -сказала я, но в груди у меня будто ползала серая жаба.
А как образуется? Он посмотрел на меня так, будто это я выдумала реформацию. В городе для ЛОР-больных было всего 120 коек. Шестьдесят у нас, и столько же в пятой. Теперь будет на весь город шестьдесят.
Мне нечего сказать. В памяти всплывают лекари -муравьи, и в сравнении с муравейником наши дела кажутся из рук вон плохи.
Я вообще не понимаю, кто будет делать операции на ухе?
Это он спрашивает меня? Он мог бы и не спрашивать, что я могу ему ответить?
Я оперирую по квотам, говорит Олег, будто я этого не знаю. -Чтобы с этой квоты нормально заработать у меня должен быть поток больных. А мне их никто не присылает. Никто не хочет по поликлиникам выискивать стариков.
Я никогда не расспрашивала его о том, как он учился. Мы и вообще с ним раньше почти не разговаривали.
В крайнем случае, если дети побогаче, они покупают своим дедушкам и бабушкам протезы. А можно вставить и чип. И слух будет, как в молодости.
Я думаю о том, что раньше таких больных вообще не лечили.
Раньше всё было лучше, вдруг ни с того ни с сего говорит Олег.
Когда я пришла работать в поликлинику после института, в ней до меня врача не было семь лет. Это был ад.
Зато я теперь сам должен за больными бегать? По полям, по лесам, по сёлам, по колхозам ездить? Можно такое представить? Реорганизация, блин!
Колхозов нет давно
Я просто так сказал.
А у меня вдруг вырвалось, совершенно не к месту.
А я, когда была студенткой, ездила в колхоз. На картошку.
Поколебавшись, он вдруг протянул руку и взял мой оставшийся бутерброд. Прекрасно, а то пришлось бы нести домой. Даша, кстати, бутерброды не ест. И, кофе тоже не пьет. Она ходит на фитнесс и пьет какие-то растворимые порошки из специальных коробочек. Зато Даша курит. Иногда. Редко. Длинные сигареты, пахнушие ванилью и вишнёвым вареньем. Мне нравится их запах. Это удивительно наше новое поколение докторов. Сплошной здоровый образ жизни. Интересно, соблюдая такую правильность поведения, будут ли они счастливее? И проживут ли дольше?
Моего бутерброда хватило Олегу укусить раза три.
Раньше всё равно было лучше, он проглотил последний кусок и допил чай.
Вы явно идеализируете.
Ничего я не идеализируете. Вам не надо было искать работу. И ещё пример. Вот у вас ведь квартира есть?
Есть.
Вам же её дали?
Я вспомнила ту нашу маленькую уютную квартирку, которую нам действительно «дали». Действительно, мы очень радовались новоселью. Я была тогда в третьем классе и меня поселили в одну комнату с бабушкой. Однажды я проснулась, а бабушка лежала в своей кровати тихо-тихо. И почему-то я сразу поняла, что бабушка умерла. Но я не стала рассказывать Олегу об этом. Как не стала говорить и о том, что все свои деньги потратила, чтобы купить новую квартиру.
У нас была маленькая квартира. Тридцать пять метров. Двухкомнатная. На меня, маму, папу и мамину мать, мою бабушку. Кухня была пять с половиной.
Я бы поменялся с вами.
На что?
На то, чтобы жить в то время.
Мне было удивительно слышать от него такие глупые, детские вещи. Я пошутила в ответ. Я улыбнулась.
Ну, тогда отдайте мне ваши тридцать лет. А я вам свои. Сколько уж есть.
Он вдруг внимательно посмотрел на меня. Такое впечатление было, что он увидел меня в первый раз.
А сколько вам?
Я хмыкнула.
Много. Некоторые столько и не живут. Я встала и отодвинула свой стул. -Я в отделение.
И я туда же.
Из лифта навстречу нам вышла Даша. В блестящей куртюшке, с развевающимися волосами, сияющим взглядом и в дырявых джинсах. Увидела нас остановилась.
Вы ещё не домой?
Олег пожал плечами. И я промолчала, ведь это же очевидно, что мы возвращаемся назад. Даша закидывает сумку через плечо.
До завтра!
У меня включается нерастраченный материнский инстинкт. Глядя на её просвечивающие через дырки голые колени, я будто чувствую, как у меня опухают суставы.
Не простудитесь. Весна, но ещё прохладно. Снег только-только стаял.
Даша смеётся.
Вы прям, как моя бабушка. У той на уме только одно: чтобы я одевалась теплее.
Она что, нарочно? Про бабушку?
Бабушка права. Здоровье это главное.
Главное это деньги, парирует Даша. -На них теперь можно купить всё что угодно. Даже здоровье.
Она высвистывает мимо нас в вестибюль, а мы с Олегом заходим в лифт.