Все плотнее и плотнее сжимая кольцо вокруг, пока в отчаянии я прошу у них пощады, падая на колени ниц. «Цыц, цыц, цыц», воркуют они между собой, словно стая голодных голубок, спонтанное сообщество разноцветных юбок. И вот я инстинктивно ныряю под одну из них, уклоняясь от завистливых глаз, спасаясь от смелых и бесстыжих проказ соперниц случайно подвернувшейся длинноногой защитницы моего маскулинного промискуитета.
Сидя под женской юбкой, любой автоматически получает иммунитет от публичного унижения своего достоинства. Всё, что я могу, это кричать, призывая: «Помогите отомстить врагу. Он у меня похитил то, ради чего меня мама родила. У меня нет сердца!»
«Бедненький», выдохнули в едином порыве мои красавицы-голубицы и уселись на землю вокруг, желая получше разглядеть мою жалкую персону между ног подруги, прежде чем вынести обо мне своё окончательное суждение.
«А давайте ему устроим испытание», решают они. Метание, состязание и, наконец, признание и неизбежное наказание слышится мне в пугливо-обманчивом девичьим шепоте и вот уже меня волокут, как убитого оленя, за ноги по песку пляжа прямо навстречу закату, чтобы отдать во власть безжалостного и опытного судьи. Вокруг пылают костры недюжинных страстей. День потух, так и не начавшись, а я все ещё изнываю от тоски по грядущему.
У моего судьи эмалевое лицо карнавальной маски, безупречной в своей нарисованной красоте. Паучьи лапки проворных детских пальчиков ощупывают моё лицо, плечи и грудь, а затем маска выносит окончательный вердикт: «У тебя внутри нет не только сердца, но даже простого камня. Вместо сердца у тебя словесная шелуха, склеенные рыбьим клеем. Это всё проделки лукавого Логоса. У тебя серьёзный противник, он называет себя Богом. Готов стать богоборцем?»
У моего судьи эмалевое лицо карнавальной маски, безупречной в своей нарисованной красоте. Паучьи лапки проворных детских пальчиков ощупывают моё лицо, плечи и грудь, а затем маска выносит окончательный вердикт: «У тебя внутри нет не только сердца, но даже простого камня. Вместо сердца у тебя словесная шелуха, склеенные рыбьим клеем. Это всё проделки лукавого Логоса. У тебя серьёзный противник, он называет себя Богом. Готов стать богоборцем?»
«Господь?!» в ужасе восклицаю, судьбу свою я проклинаю.
«Господу и Иуда молился, прежде чем предать. Знаешь его молитву? Она звучит так: Господи, помоги продать тебя. И подороже. Ее произносят все, хотя бы раз в жизни, потому-что все продают и все покупают, а тебе придётся просто взять не торгуясь своё обратно. Не слушай доводов рассудка, а просто действуй, потому-что Логос манипулирует тобой через разум, заставляя всегда выбирать худшее вместо хорошего. Ведь всякое горе от ума».
«Горе это же не беда?» уточняю, а сам ума не приложу, что же мне делать. Ведь ум и я это же одно и то же. Как я буду сам с собой бороться?
Маска, увидев мою растерянность, поясняет:
«У тебя ум за разум зашёл. Но я тебе помогу, избавлю от всяких сомнений. Вот, возьми волшебный гриб и съешь его. И тогда откроются тебе все тайны, что от тебя прятал так старательно Логос, которого вы зовете Христос».
И даёт мне гриб, который я вынужден прямо у неё на глазах съесть. И пока я ем гриб, мир вокруг меня меняется настолько, что я глазам не верю, что такое возможно. Сидит передо мной птица с нечеловеческим лицом и говорит со мной совершенно нечеловеческим голосом. И я, человек, её нечеловеческий язык понимаю, а как ума не приложу. Потому-что ум мой лежит рядом со мной мёртвым грузом.
Камнем, отвергнутым строителями. Камнем преткновения. Сломанным аршином, которым ничего уже измерить нельзя, потому-что не к чему его прикладывать. Вокруг всё изменчиво и переменчиво. И хотя слова похожие, но настолько о разном говорят, что просто страшно становится от увиденного.
И Страх Божий передо мной во всей своей красе. Отрубленные головы неземных красавиц с глазами лемуров летают вокруг и кропят меня своей кровью. А кровь благоухает как церковное миро. Голова кружится и звон стоит в ушах, словно у меня не голова, а колокол. Качает меня не по-детски, вверх и вниз. И вибрирует электрогитара, и голос Брайана Джонсона из AC/DC визжит «Highway to Hell» так пронзительно и столь противно, что жить не хочется. И от этого почему-то хохочется и хохочется. Не переставая.
Радость и страх сливаются во мне в одно необъяснимое по глубине чувство, какое испытывает разве что казнимый перед тем, как ему отрубят голову. И как лезвие топора разрубает тонкую пурпурную нить парки, избавляя от проклятия следовать своей судьбе, так свобода от самого себя, от своего «Я» избавляет меня от всего человеческого и делает меня Богом.
Я уже не Я, а «Аз есть»; тот, кто всё это выдумал и создал из ничего, то есть из самого себя. Весь этот ужасный, и одновременно прекрасный мир, и есть «Я». Моё познание самого себя столь полно, что нет таких слов, чтобы это выразить на человечьем языке. Лишь красоте и простоте мелодии удаётся это сделать, и гремит вокруг меня музыка моих Энергий, разлетаясь по всей Вселенной ангелами и демонами, возвещая всему живому мою Волю.