Зловещие огоньки в зрачках Мячкова разгорались сильнее, и он спрашивал нежным голосом:
- А можно попробовать?
- Пожалуйста... Сколько угодно! - продолжал храбриться новичок. - Валяй, сделай одолжение. Мне это все равно что ничего. - И он выгибал грудь колесом.
Тогда Мячков размахивался и изо всех сил ударял наивного хвастуна, но не в грудь, а под ложечку, как раз туда, где кончается грудная клетка и где у детей такое чувствительное место. Несколько минут новичок не мог передохнуть и с вытаращенными глазами, перегнувшись пополам, весь посиневший от страшной боли, только раскрывал и закрывал рот, как рыба, вытащенная из воды. А Мячков около него радостно потирал руки, кашлял и сгибался в три погибели, заливаясь тоненьким ликующим смехом.
Мячков ел очень мало, а сладкого и совсем не мог есть по причине дурных зубов. Однако для того, чтоб лишний раз насладиться чьим-нибудь горем, он грабил новичков наравне с двумя прочими членами партии, уступая им "свою порцию".
Пожалуй, к категории угнетателей можно было отнести и немногочисленную группу "солидных". Под "солидностью" в гимназии подразумевалась несколько напыщенная важность, происходящая от глубокого сознания собственного достоинства; впрочем, тот смысл, который придавали этому слову воспитанники, почти непереводим на обычный язык. Принадлежа большею частью к порядочным и зажиточным семействам, солидные были настолько сильны и настолько самоуверенны, что умели ограждать себя от насильственных действий отчаянных, форсил и забывал. Солидные очень заботились о своей наружности, танцевали на гимназических балах и создавали господствующую в возрасте моду. Так, например, один год самой модной считалась прическа с пробором на левой стороне и с большим коком, взбитым на правой. На следующий год эту прическу сменила другая - ежиком, и весь возраст принялся усердно взъерошивать волосы кверху щетками. Самыми шикарными панталонами считались "штаны с колоколами", то есть узкие, в обтяжку до колен, а от колен расходящиеся вниз трубой. Переделкой казенных панталон в модные "штаны с колоколами" занимались за умеренное вознаграждение гимназические портные, приходившие каждую ночь чинить разорванное за день платье.
Даже язык и походку солидные выдумали для себя совсем нечеловеческие. Ходили они на прямых ногах, подрагивая всем телом при каждом шаге, а говорили, картавя и ломаясь и заменяя "а" и "о" оборотным "э", что придавало их разговору оттенок какой-то карикатурной гвардейской расслабленности.
Собственно, солидных нельзя было назвать угнетателями в тесном смысле этого слова, но все же в их обращении с новичками всегда слышалось наигранное, оскорбительное пренебрежение. Столкнувшись где-нибудь в коридоре или на лестнице с разбежавшимся новичком, солидный брал его осторожно двумя пальцами за рукав и говорил с брезгливой гримасой на лице:
- Что ж ты стал, мальчишка? Прэхэди п'жалста. - И затем пускал ему вдогонку одну из любимых фраз солидных: - Глюп, туп, нерэзвит... эттэго, что мало бит.
И только в самом крайнем случае, действительно рассердившись, солидный замечал сердито:
- Этэ мэльчишество! Я вам, мэлэдой чээк, все ушонки эбэрву!
Еще снисходительнее к малышам были "силачи", настоящие, признанные всем возрастом, так сказать, патентованные силачи. Эти считали ниже своего достоинства форсить или забываться. И гостинцев у малышей они не отнимали, а довольствовались добровольными приношениями - данью восхищения и обожания.
В каждом отделении был свой первый силач, второй, третий и так далее. Но, собственно, силачами считался только первый десяток. Затем были главные силачи в каждом возрасте, и, наконец, существовал великий, богоподобный, несравненный, поклоняемый - первый силач во всей гимназии.