— Пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят тысяч?
— Дорогой мой, тебе кажется, что это много, только потому, что ты не видел её на мне. Ты должен посмотреть, как она на мне сидит.
Тут я сбросила пальто, оставшись в чем мать родила, надела шубу, поднялась, на подиум и под музыку триумфально прошлась перед присутствующими, вызвав громкие аплодисменты.
— Тебе не нравится? Тогда я верну её.
Я распахнула шубу, снова раздались аплодисменты.
— Не нужно, — поспешно вмешался мой муж, — запакуйте пальто мадам, она останется в шубе. И выпишите счёт.
Как только счёт был оплачен, продавец завернул моё пальто и я тут же всучила его мужу.
— Это тебе на память, — сказала я ему, — а теперь простимся. Прощай, Адам!
И схватила свою гитару.
— Что это значит, Лили?
— Это значит то, что перед Богом и всем честным народом я покидаю тебя. И тебя, и твои обгорелые усы. А если кто-нибудь из присутствующих имеет что-либо против, то пусть скажет об этом сейчас или потом не говорит никогда!
С этими словами я направилась к дверям. К изумлению присутствующих, продавец вдруг выпалил:
— Остановись! Остановись! Не входи и не выходи! Берегись трёхспальной кровати! Ничего от тебя и ничего в тебе…
Адам ошеломлённо посмотрел на него и крикнул мне вслед:
— Но почему?
Я остановилась и ответила:
— Почему? Если ты не помнишь, я объясню тебе почему. Когда я в семнадцать лет вышла замуж, у меня была такая грудь, что никто из знавших меня не запомнил моего лица. Даже ты, мой муж. Как-то вечером, когда я танцевала, ты упал передо мной на колени и приложил руку к моему животу. Тогда я впервые почувствовала боль. Боль продолжалась семь лет. Слабая, иногда она усиливалась, но чаще я почти не замечала её. Как-то ночью боль стала резкой, колющей, я, обезумев, отшвырнула книгу, которую читала в постели, и бросилась к врачу. Меня осмотрели под рентгеном и сделали снимок находившегося во мне крохотного, совершенно правильного скелета семилетней девочки. Мне пришлось изрядно напрячь память, чтобы высчитать, кто был её отцом. Теперь я это знаю. Отцом был ты…
С этими словами я открыла дверь из салона на улицу. Капитан только тут пришёл в себя и прокричал:
— Лили, вернись, куда же ты, Лили?
И получил ответ:
— В Киев. У меня с моим новым любовником медовый месяц. Сейчас это модно — ездить в Киев в медовый месяц…
В этот момент какой-то представительный господин, находившийся в салоне, воскликнул «Браво!», а продавец бросил мне через порог:
— Обернись, обернись, море шумит, волны зовут тебя…
Потрясённый капитан, продолжавший стоять посреди зала, смерил его злобным взглядом и рухнул в кресло со словами:
— Мать твою в потолок! — А потом добавил: — Властелин мира, жена, которую ты мне дал, улетела!
Это были последние слова, которые я слышала от мужа.
В самом сердце Парижа, на месте, откуда через один из рукавов Сены открывается прекрасный вид на церковь Матери Божьей, находится букинистический магазин английских книг «Шекспир». В хорошую погоду товар раскладывают перед входом, и именно здесь я снова встретилась с сестрой.
— Дело сделано? — нетерпеливо спросила Ева, разглядывая на мне новую шубу. — Какие теперь у тебя планы?
— Поселюсь в квартире, которую сегодня сняла на Filles du Calvaire.
— Значит, всё-таки эту квартиру ты сняла для своей шубы?
— Нет. Я ушла и от мужа, и от майора Бейли. Как я тебе уже говорила, теперь я изменю свою проклятую жизнь. Потом будет поздно, мне и так уже двадцать шесть.