Не сумев найти слабое звено в цепи доказательств обоюдной выгоды, финансист выписал Оборванцу чек и отправил распоряжение жене списать дочь в расход.
Осиротевшие Братья
Старик, видя, что близка его смерть, призвал обоих своих Сыновей и разъяснил им ситуацию.
Дети мои, сказал он, вы не много почтения оказывали мне при жизни, но теперь придется вам выразить горе по поводу моей кончины. Тому из вас, кто дольше проносит в память обо мне траурный креп на шляпе, достанется все мое имущество. Такое завещание я составил.
Умер Старик, и оба юнца нацепили на шляпы по куску черной кисеи, проносили, не снимая, до старости, и только тогда, видя, что ни тот ни другой не намерен отступаться, сговорились, чтобы младший снял траур, а зато старший с ним поделился поровну. Однако когда старший брат явился за наследством, оказалось, что у их отца имелся Душеприказчик!
Так были по заслугам наказаны лицемерие и упрямство.
Незаинтересованный арбитр
Две Собаки долго и без успеха для одной из сторон дрались за кость и, наконец, решили попросить Барана, чтобы рассудил их. Баран терпеливо выслушал притязания той и другой, а потом взял и забросил кость в пруд.
Почему ты так сделал? спросили Собаки.
Потому что я вегетарианец, ответил Баран.
Хороший сын
Миллионер, пришедший в богадельню проведать родного Отца, встретился там с Соседом, который страшно удивился.
Как! воскликнул Сосед. Неужели ты все-таки иногда навещаешь своего отца?
Но ведь и он, я уверен, навещал бы меня, если бы он был на моем месте, а я на его, ответил миллионер. Старик всегда гордился мною. К тому же, добавил он уже не столь громогласно, мне нужна его подпись, я хочу застраховать его жизнь.
Неудачное исполнение
Домашний Опоссум, принадлежавший Великому Критику, сцапал котенка и собрался было его сожрать, но, увидев хозяина, дабы избегнуть кары, спрятал малыша к себе в брюшную сумку.
Ну, красавчик, надменно спросил Великий Критик, какие еще штуки ты научился выкидывать?
Не успел Опоссум раскрыть рот, как из живота у него раздалось громкое кошачье мяуканье. Дождавшись паузы. Опоссум ответил.
Да вот, занимаюсь понемногу звукоподражанием и чревовещанием, думал, это вам понравится, сэр.
Стремление угодить всегда похвально, заметил Великий Критик не без профессионального высокомерия. Однако кошачьему мяуканью тебе еще учиться и учиться.
Истукан в Бамбугле
На вершине горы, откуда открывается вид на древний город Бамбугл, стоит колоссальный памятник, воздвигнутый на народные средства достославному Гаака-Волволу, «добрейшему и мудрейшему из людей». Путешественник, прибывший из дальних стран, сказал человеку, занимавшему пост Хранителя Памятника, самому высокому лицу в государстве:
Морские ветры, о Высший из Высших, не донесли до берегов моей страны славу вашего великого гражданина. Что он сделал?
Ничего. Вот почему мы и знаем о его доброте, ответил тот.
Но его мудрость что он изрек?
Ничего. Вот почему мы знаем о его мудрости.
Баран и Лев
Вы существа воинственные, сказал Льву Баран. И люди ходят на вас с ружьями. А мы сторонники ненасилия, вот они на нас и не охотятся.
А зачем им на вас охотиться, отвечал сын пустыни, когда они могут вас разводить?
Безутешная вдова
Дама в трауре плакала на могиле.
Утешьтесь, мадам, сказал ей Сострадательный Незнакомец. Небесное милосердие безгранично. На муже свет клином не сошелся. Вы еще встретите другого мужчину, способного сделать вас счастливой.
Уже встретила, рыдая, ответила она. И вот его могила.
Снисходительный Монарх
Великий гамдудл страны Муп пригласил на аудиенцию своего Военного Министра и сказал:
Вам, конечно, известно, сэр, что большинство моих верноподданных настроены решительно против вас. Они говорят, что вы негодяй.
Ваше величество, ответил Военный Министр, это неправда.
Очень рад, проговорил Гамдудл, вставая с трона и тем показывая, что аудиенция окончена. Однако увидев, что Министр не уходит, спросил его: Вы хотите еще что-то сказать?
Да, ваше величество, отвечал тот. Я хочу вернуть вам министерский портфель, ибо всенародное осуждение хотя и ошибочно, но справедливо. Я дурак.
На это Великий Гамдудл изволил милостиво улыбнуться.
На это Великий Гамдудл изволил милостиво улыбнуться.
Дорогой мой, промолвил он, возвращайтесь к исполнению ваших обязанностей. Я и сам такой.
Таинственное слово
Шеф батальона военных корреспондентов ознакомился в рукописи с описанием битвы и сказал Автору:
Сын мой, твой очерк никуда не годится. Ты пишешь, что мы потеряли не сто человек, а только двух; что потери противника неизвестны, а вовсе не десять тысяч; и при всем том что мы были разбиты и бежали с поля боя. Так писать нельзя.
Но уверяю вас, возразил добросовестный писака, мой очерк, быть может, и оставляет желать большего по части числа павших и не удовлетворяет нашей жажды мести противнику, а финал у него, вероятно, и вправду можно считать неудачей. Но к нему нельзя предъявить претензий, потому что все это правда.
Не совсем понимаю, озадаченно буркнул Шеф и поскреб в затылке.