Не упал на варнацком шемине:
осе накопил регалки да шрама;
седни высоце стоит на земине,
нехай пред очами снова брама
Ворота галеры закоцала вахта:
волю сице оставил за гаванью
Босяка старого приняла тахта,
и кодла ему кнецает шаванью
Сидка в трюме
Опять камерная музыка зычет:
с брадой сицаю на полу голом;
одале стайка журавлей кличет,
но мне захать в зендане полом
Так по новой сел на корточки,
и дубаком заперта кичи порта;
осе кручу на пальцах чёточки,
зеницы метаю на серые борта.
Паки в трюм загружен суками,
понеже не выходил на лавору:
не помаран я душой и руками:
восе меня запирают на завору.
Фраера на пашне там брушат,
а мне в падлу спиной гнуться;
свободу свою гады не крушат,
раз не хочу за пане согнуться.
Потому и травят меня всегда,
в карцере сыром часто начат;
на ранзе и сложу ветки сегда,
чего менты злые давно рачат.
Шпилю декохт и хватаю дуба;
порой гады дерут меня дором:
сице жизнь мою снидает губа,
но лапы задеру святым вором.
Меня дальше мусора накажут,
нехай и завтра наденут бирку;
борней лоб зелёнкой намажут,
чем возьму лопату или кирку.
Не за то поканал стегой волка,
чтоб на зоне упирался рогами;
нелице суки мне давали голка,
но доселе не сломан я догами.
Сице до конца понесу я кроче,
на коленца никогда не встану;
из кичмана коли выйду проче,
снова лошню грабить я стану!
Опять камерная музыка зычет:
с брадой сицаю на полу голом;
одале стайка журавлей кличет,
но мне захать в зендане полом
За серою стеной
За серою стеной рассвет настаёт,
но каторжан от дремли не встаёт;
полна хата уже дыханием весны,
но каторжан держит зимние сны
Горы высокие зеленцой покрыты,
а двери шизо намертво закрыты;
воздух пропитан ароматом лесов,
а двери трюма заперты на засов.
От спячки встаёт нагорный край,
и с неба раздаётся вороний грай;
перья ниц бросают дикие птицы,
в зоне гамают конвойные псицы.
За морилой сияет лучами солнце,
свет его проницает через оконце;
лежит пластом на полу тело зека,
не откоцает воряга усталые века.
Кочумарит он при погоде вешней,
спит в отрыве от монды внешней;
нету под ним шконаря и подушки:
травят легавые в стенах кадушки
Сиделец устал от витары зечной,
всецело устал от неволи вечной:
уйти надо из каторжного норока,
уйти надо из карцерного морока.
Грести хочет к высоким тополям,
вентать хочет по зелёным полям;
из далей тянет его лесистая гора,
химать на ней стало мечтой вора
Во снах кичманец нарезал плеть,
тёмной ночкой он оставил клеть:
всею снагой сице подался в бега,
повихрил к заборам беглый зека
Под пологом дыма спали бараки,
луна закатила за дальние вараки;
с едомы лесной звал волчий вой,
но там на вышке маячил часовой
За серою стеной рассвет настаёт,
но каторжан от дремли не встаёт;
полна хата уже дыханием весны,
но каторжан держит зимние сны
В седых лагерях
В седых лагерях
Встала заря над густым урманом,
веет прохладой в глуши лесной;
напитаны лагеря сизым туманом,
край острожный дышит весной
Солнца светом тайга заливается,
на поляне слегонца дует зефир;
с пеленой дым костра сливается:
на траве узники шавают чефир.
Лабает вор на гитаре цыганской:
людей окутывает тоска по воле;
шанты поёт о витаре жиганской:
бродяги тумакают о лихой доле.
Вмале по кругу передают косяки:
тают снега в хладных шаронках;
в кумаре дотемна витают босяки,
летают зека в родных сторонках
Там на деляне вкалывают зором,
под ливером лохня пилит сосны;
гам собачий те подымают хором,
но в кельдыме шпана видит сны
Выйти ворам неклява на пашню,
да упираться рогами не по масти:
менты не склонят вегана башню,
неске мазы его с апайками пасти.
Не сломили кумовья тех захарей,
урки правые не согнули коленца:
на отшибе от ветошных пахарей,
только в костры кладут поленца
Сучьи войны давеча прокатили:
паханы спасли масть воровскую:
от верных понятий не откатили,
не засели под власть гановскую.
Шканать не стали ходом задним
ворам идейным пути иного нет;
уркам зона стала домом родным
по этапам раскидано много лет.
Но охота из галеры лапы задать
тайга весною манит всех зверей;
в делянке до воли рукой подать
и за спиною край седых лагерей
В вечной глухомани
Над горою восе матино настало,
от гимели веет светом заревым;
над селом грачей сонце застало:
порхают они с вентом полевым
Сизый дым выходит за околицу;
пахнет осени праной от мороси;
старый домик стоит на особицу,
давно забытый людой в пороси.
Во ханице глухой лежит темень,
и ржавые замки висят на дверях:
в горницах живой души немень,
а хозяин срока ломает в лагерях
На северах за снежными горами,
где зонами полон край дальний,
бродяга пайку снидает с ворами,
кимает он под звон кандальный
Витает под кровом строгой кичи,
сторицей связан с долей зечной;
пролетают года в тайговой дичи,
постарел пацан в неволе вечной
Немало заманов минуло со дня,
когда вышел вон с отчего дому;
потом кони откинула его родня,
стал он скитальцем без никому.
Умотал от села зверей тропами,
по жизни диким вагантом стал;
катал в места разные стропами,
за награйки одиноко он шастал.
С отвагой много падков грачил,
впервые туза поймал за ниткой;
на каторге долго оковы влачил,
но легавые не сломали пыткой
Пирата никто не ждал за кичей,
но с гордой душой зоны топтал;
на волчьем пути остался ничей,
но на жребий совсем не роптал