Ну, а остальное?
У него привычка прикуривать трубку от ламп и газовых рожков. Видите, она заметно закопчена только с одной стороны. Спичка такого не натворила бы. С какой стати стал бы курильщик держать спичку сбоку от трубки? Но вот от лампы прикурить, не закоптив трубку, вы не сможете. А копоть только справа. Из этого я делаю вывод, что он левша. Поднесите к лампе собственную трубку, и, будучи правшой, вы, естественно, повернете ее к пламени левой стороной. Иногда, конечно, вы можете повернуть ее и другой стороной, но не часто. А эту трубку всегда держали только так. Далее, он прокусил янтарь. На это способен только мускулистый энергичный субъект и с отличными зубами. Однако, если не ошибаюсь, я слышу его шаги на лестнице, так что для анализирования нас ожидает кое-что поинтереснее трубки.
Мгновение спустя дверь отворилась, и в комнату вошел высокий молодой человек. Одет он был элегантно, но неброско, в темно-серый костюм, а в руке держал коричневую широкополую шляпу из фетра. Я дал бы ему лет тридцать, хотя в действительности он был несколько старше.
Прошу извинить меня, сказал он с некоторым смущением. Полагаю, мне следовало бы постучать. Да, разумеется, следовало бы постучать. Беда в том, что я несколько взволнован, и в этом причина.
Он провел ладонью по лбу, как человек, несколько оглушенный, а затем не столько сел, сколько рухнул в кресло.
Я вижу, вы не спали ночь, если не две, сказал Холмс со своей мягкой непринужденностью. А это расстраивает нервы больше, чем труд, даже больше, чем удовольствие. Могу ли я спросить, какой помощи вы от меня ждете?
Мне нужен ваш совет, сэр. Я не знаю, как поступить, а вся моя жизнь словно бы разбита вдребезги.
Вы хотите нанять меня в качестве сыщика-консультанта?
Не только. Мне требуется ваше мнение как многоопытного человека. Я хочу знать, что мне делать дальше. Вся моя надежда на ваш совет.
Он говорил краткими, отрывистыми, нервными залпами, и мне казалось, что говорить было для него вообще мукой и принуждал он себя к этому неимоверным усилием воли.
Вопрос очень деликатный, сказал он. Трудно говорить о своих семейных делах с посторонними людьми. Ужасно обсуждать поведение твоей жены с двумя мужчинами, которых я вижу впервые. Это страшно. Но я больше не могу, и мне необходим совет.
Мистер Грант Монро, дорогой мой начал Холмс.
Наш посетитель стремительно вскочил с кресла.
Вам известно мое имя?
Если вы желаете сохранять инкогнито, сказал Холмс с улыбкой, я порекомендовал бы вам отказаться от манеры писать свою фамилию на подкладке шляпы или же поворачивать шляпу к собеседнику только тульей. А сказать я собирался, что в этой комнате мы с моим другом слышали много щекотливых секретов, и нам выпало счастье вернуть спокойствие многим измученным душам. Надеюсь, то же мы сумеем сделать и для вас. Но время, полагаю, дорого, так могу ли я попросить вас изложить суть вашего дела, придерживаясь фактов и без дальнейших проволочек?
Наш посетитель вновь провел ладонью по лбу, словно для него это было слишком тяжело. Все его жесты, как и выражение лица, убеждали меня, что передо мной сдержанный, даже замкнутый человек, притом гордый, предпочитающий скрывать свои раны, а не выставлять их напоказ. Затем, внезапно взмахнув сжатой в кулак рукой, как бы гневно отметая сдержанность, он начал свой рассказ.
Факты таковы, мистер Холмс, сказал он. Я женат. Вот уже три года. Все это время я и моя жена любили друг друга так нежно и жили так счастливо, как только доступно тем, кто связан узами брака. У нас не было разногласий. Ни единого ни в мыслях, ни в словах, ни в поступках. А теперь, с прошлого понедельника, между нами вдруг выросла стена. И я вижу, что в ее жизни и в ее мыслях прячется нечто, о чем мне известно столь же мало, как если бы она была женщиной, прошедшей мимо меня на улице Мы стали чужими друг другу, и я хочу знать почему.
Прежде чем продолжать, мистер Холмс, мне следует заверить вас в одном: Эффи любит меня. Вне всяких сомнений. Она любит меня всем сердцем, всей душой, а теперь даже еще сильнее. Я это знаю, я это чувствую. И не нуждаюсь в доказательствах. Мужчине нетрудно удостовериться, что женщина его любит. Но между нами встала тайна, и мы не сможем стать прежними, пока она не будет раскрыта.
Прежде чем продолжать, мистер Холмс, мне следует заверить вас в одном: Эффи любит меня. Вне всяких сомнений. Она любит меня всем сердцем, всей душой, а теперь даже еще сильнее. Я это знаю, я это чувствую. И не нуждаюсь в доказательствах. Мужчине нетрудно удостовериться, что женщина его любит. Но между нами встала тайна, и мы не сможем стать прежними, пока она не будет раскрыта.
Будьте добры. Изложите мне факты, мистер Монро, сказал Холмс с легким нетерпением.
Я расскажу вам, что мне известно о прошлом Эффи. Она была вдовой, когда я познакомился с ней, хотя и очень молодой ей только-только исполнилось двадцать пять. Тогда она носила фамилию Хеброн. Миссис Хеброн. В ранней юности она уехала в Америку и жила в Атланте, где и вышла за Хеброна, адвоката с хорошей практикой. У них был ребенок, но вспыхнувшая эпидемия желтой лихорадки унесла в могилу и мужа, и ребенка. Я видел свидетельство о его смерти. Америка стала ей нестерпимой, и она вернулась в Англию, поселившись у незамужней тетушки в Пиннере в Мидлсексе. Кстати, муж ее вполне обеспечил, оставив ей капитал, что-то около четырех тысяч пятисот фунтов, который вложен столь удачно, что приносит в среднем семь процентов дохода. Когда я с ней познакомился, в Пиннере она прожила только полгода. Мы сразу полюбили друг друга и поженились несколько недель спустя.