При слабом свете фар «увазика» Градобык повозился с полуприцепом и распахнул одну из створок его дверей. Полуприцеп был доверху забит большими плоскими коробками. Не мешкая, Градобык начал хватать коробки и в бешеном темпе передавать Турбодуру, который складывал их в «увазике».
Давайте быстрей! Подъём скоро закончится, крикнул Горох парню. Тот махнул Градобыку мол, закругляйся. Градобык захлопнул створку и залез обратно в «увазик». Здоровяк с трудом переводил дух. На нём не было сухой нитки.
Переоденься, велел Горох. Слышь-ка, Турбодур, плесни ему водки. Пусть выпьет, а то ещё помрёт от простуды.
Автопоезд, наконец, достиг верхней точки подъёма и начал спускаться. «Увазик» некоторое время ехал за ним, постепенно отставая, а потом, никем не замеченный, свернул на боковую дорогу.
Пролог третий. Иван-Йоханнес
Иван проводил глазами, проехавший в темноте мимо окна заляпанный грязью «увазик» с надписью «Упокой-сервис» и усмехнулся: «А вот интересно, встретить ночью машину для перевозки покойников это плохая примета?» До чего же дошёл прогресс! Представить только, ещё утром он, Йоханнес Кирш, был у себя в Мюнхене, а вечером он, Иван-блудный сын, сидит в горном уральском селе в бревенчатой избе, курит горький «Беломор» и любуется замызганной труповозкой.
В общем, располагайся, перебил мысли Ивана отец Пётр. Переночуешь один. Завтра дочка должна приехать. И не одна, а с хахалем! отец Пётр дурашливо потянул себя за жидкую бородёнку. Оленька надумала погостить с недельку. У неё занятия в институте начинаются в октябре. Вот завтра и соберёмся вместе да посидим как следует. Не бойся, не с мёдом и акридами. Моя разлюбезная Таисия Фёдоровна пельменей налепит, бутылочку зелёного змия поставит. Там и поговорим обо всём. И о твоей золотой жиле тоже. Ну, Ванька, истинно удивил! Мы же с тобой двадцать лет не виделись. Так как тебе такая программа? Договорились, сын мой?
Договорились, отец мой!
Засмеявшись, Иван хлопнул священника по плечу. С Петькой Батутиным они дружили с детства. Вместе ходили в школу, лазили по окрестным горам, собирали грибы и ягоды, ловили ящерок. Играли, ссорились, мирились, иногда дрались.
Дождь вроде бы кончился, глянул в окно отец Пётр. Вот и славненько! Пойду-ка я к своей матушке Таисии. Пора почивать от трудов праведных. Храни тебя Господь, герр Йоханнес.
Священник перекрестил Ивана и вышел в сени. Хлопнула дверь, протопали шаги к воротам, скрипнула калитка. Всё, ушёл. Пережидая, пока старый друг отойдёт подальше, Иван отыскал в чемодане письмо, которое и привело его в родное село, бережно расправил, спрятал во внутренний карман пиджака. Так, теперь папиросы, зажигалка. Он пойдёт прямо сейчас. Зачем откладывать в долгий ящик то, ради чего приехал? Всё равно уснуть он не сможет.
«Зря я, наверное, сболтнул Петьке про золотую жилу, мелькнуло запоздалое раскаяние. Хоть и друг детства, но Деревня же. Теперь начнутся пересуды. Ладно, сказанное не воротишь».
На улице Иван прислушался. Ночную тишину полуночного часа нарушали лишь обычные звуки деревни: размеренная трель сверчков, лай собак, унылый хор лягушек у реки. Река-то вот она рядом. Выйди из ворот, перейди через дорогу и окажешься на берегу. Хорошо хоть тумана нет. По радио говорили, что на трассе туман.
Зябко передёрнув плечами от холода, Иван двинулся вдоль улицы. С одной стороны тянулась вереница сырых заборов, с другой журчали ледяные воды. Луна, казалось утратившая свою материальную природу, превратилась в один тусклый свет, который едва освещал спящее село. Опять начал накрапывать дождь. Неприютно, мрачновато, прохладно. Иван замедлил шаг. Спешить тоже ни к чему. Нужно ещё собраться с духом.
ЧАСТЬ I. Оля-маленькая
Первый понедельник
Гул двигла напористо долбился в уши. Витас брезгливо стряхнул с коленей белесый порошок и с неудовольствием уставился в окошко автобуса. После вчерашнего ливня скупое уральское солнце всё-таки успело просушить дорогу, посыпанную какой-то светло-серой дрянью. Колёса автобуса вздымали эту дрянь в воздух и она невесомой пылью проникала в каждую щель, покрывая всё и вся тонким слоем. Салон провонял выхлопными газами. Добрая половина пассажиров всю дорогу лузгала семечки, интеллигентно сплёвывая шелуху в кулёчки, экспромтом свёрнутые из газеты. У кабины туристы нестройно канючили под гитару о далях, туманах, кострах, рассветах и закатах. На заднем сиденье пьяная компания гогоча резалась в карты. Дополнительный нервяк доставлял истошно оравший грудничок.
Чтобы изолировать себя от неблагоприятной окружающей среды, Витас вставил в уши наушники и включил Найт Раннер трек из «Небольшого ДТП». Мрачная музыка донельзя соответствовала его настроению. А что? Не баррикады же строить и коктейли Молотова метать?
Оля-маленькая сладко посапывала, привалившись кудрявой головкой к плечу Витаса и смотрела карамельные сны. Между её плотно сжатых ног торчала гитара в чехле. Витас вздохнул. Оле-маленькой вся эта экзотика нипочём. Местная. А он устал, проголодался и дико хотел курить. В голове зарождалась тупая боль. Они были в пути уже свыше шести часов. Ход событий: сначала одним ржавым механизмом для перевозки многалюдей из Мухачинска до райцентра, потом другим ещё ржавее из райцентра в Тюрлюк. Зря он дал себя уговорить однокурснице провести неделю в горах. Тем более, что и мать была против. Он поехал просто из дурацкого чувства противоречия. Ну не живётся ему спокойно! Сидел бы сейчас дома, играл в компьютерные игры или слушал музыку, а мать бы готовила бешбармак. Тепло, светло и мухи не кусают, но нет видите ли захотелось вдохнуть чистого деревенского воздуха, полюбоваться горящими в печке дровами, выпить чаю с вареньем из крыжопника, послушать кукареканье петухов. В общем, глупые фантазии интоксицированного заводскими выбросами горожанина. Тьфу!