овраг, в самом низу его стояли вековые ели. Любимое детское занятие в Рождество, а других не было, скатываться на салазках вниз. Так, бывало, мчишься, что дух захватывает.
Круто! Представив себе, восхищенно сказала девочка и тряхнула головой.
Но страшно, а поэтому и нравились нам спуски: лихачили, друг перед другом бойчились. Кому захочется показаться трусом?
Дедуль, знаешь Я бы ну это
Олег Васильевич понял внучку. Улыбнувшись, заметил:
Вот визгу-то бы было.
Дедуль, я чуть-чуть только трусиха.
Старик, притянув девочку, поцеловал:
Чуть-чуть это Маришенька, не считается.
И я девочка
Тем более
Маришка затормошила дедушку.
Что дальше-то было, а?
Стою, значит, на улице. Мороз цапает за нос, а мне ничего. Тут вижу: в мою сторону бежит дружок, одногодок Сережка, живущий за три дома от меня, и руками размахивает. Понятно: хочет присоседиться; у него-то нет салазок таких.
Фи! Пошел бы и купил.
Откуда деньги, голуба душа? У тогдашних колхозников сроду их не было.
Как это, дедуль? Кто работает, тот денежку получает.
Только не в колхозе Работали за палочки, то есть за трудодни. Если в поле с утра до ночи, то бригадир начисляет полтрудодня; если на ферме, то целый трудодень, а то и полтора Ладно, Мариш Будет об этом Вот Санки-то небольшие Вдвоем тесновато Но ничего Другу как отказать? Друг, значит, впереди, вплотную к головке салазок, а я за ним, за спиной Сережки. Из-за него впереди мне ничего не видно, поэтому рулит, то есть следит и направляет, Сережка. Один раз съехали, все нормально. Потом второй и третий раз. Весело нам. Хохочем.
Только не в колхозе Работали за палочки, то есть за трудодни. Если в поле с утра до ночи, то бригадир начисляет полтрудодня; если на ферме, то целый трудодень, а то и полтора Ладно, Мариш Будет об этом Вот Санки-то небольшие Вдвоем тесновато Но ничего Другу как отказать? Друг, значит, впереди, вплотную к головке салазок, а я за ним, за спиной Сережки. Из-за него впереди мне ничего не видно, поэтому рулит, то есть следит и направляет, Сережка. Один раз съехали, все нормально. Потом второй и третий раз. Весело нам. Хохочем.
Маринка спрашивает:
Одни, что ли катались?
Нет Были и другие мальчишки. Для того и рулевой нужен был, чтобы не налететь, не сбить кого-нибудь. Выбравшись в очередной раз из оврага, решил, что пора домой. Сережка стал упрашивать: давай, мол, еще раз спустимся. Разохотился. Сдался, потому что и самому не хотелось особо-то домой. И вот летим. Сережка, как обычно, широко расшеперил, держа на весу, свои ноги. Я также держу на весу ноги, чтобы они не мешали набору скорости при спуске, но параллельно салазкам. Хорошо, как никогда, мчимся. И тут вдруг обе мои ноги со всего маху ударяются во что-то. В глазах синенькие, зелененькие круги, туман. И страшная боль. Оказалось: Сережка прошляпил, не отворотил в сторону, и мы ударились в преогромный ствол ели. Сережке-то ничего: легким испугом отделался
А ты, дедуль?..
Мне не повезло, голуба душа.
Как это? Ты же сзади сидел.
То-то и оно, что сзади! Салазки-то маленькие. Мои ноги находились впереди головки и удар пришелся по ним Сгоряча попробовал встать, но не смог. С трудом наверх пополз, а Сережка потащил салазки. Кое-как вылез. Там снова попробовал встать. Не получилось. На ровном-то месте дружок смог меня до дома довезти. Там тихонько, чтобы мать не увидела, заполз в дом, превозмогая боль в ногах, кое-как взобрался сначала на печку, а потом и на полати.
Маринка, нахмурившись, спросила:
Почему не в больницу?
Ну, знаешь ли Никакой больницы в деревне не было.
Вообще?!
Олег Васильевич кивнул и тяжело вздохнул.
Такое вот Рождество у меня случилось.
А что, дедуль, потом было?
Лежу, не шелохнувшись, на полатях час, другой, третий, а дикая боль в ногах не проходит. Вечер. С полатей вижу, что мама собирает ужин на стол. Мама зовет. Говорю, что не хочу есть. Мама отступает. Я облегченно вздыхаю. Боязно признаться в том, что со мной случилось. Ночь промаялся. На другой день мама говорит мне, чтобы сходил за водой. Какая вода, если ногами пошевелить не могу? Мама думает, что я не слышал, поэтому повторяет. Только тут я признась, что не ходок. Пришлось рассказать все, что со мной случилось. Мама забралась на полати, осмотрела ноги. Увидев, что они распухли и посинели, ахнула. Тут же стащила меня вниз, одела, вынесла во двор, посадила в салазки и повезла к бабке-знахарке. Та осмотрела, ощупала и заключила: переломов костей нет.
А тогда что? с придыханием спросила правнучка.
Сильные ушибы и вывихи. Тут же поставила на место вывихнутые кости. Через неделю боли прошли.
Маринка встала, заботливо поправила одеяло и подушку, поцеловала деда в небритую щеку.
Отдыхай, дедуль. Береги ушибленные косточки. Мы скоро вернемся и тогда отпразднуем. Сегодняшнее Рождество не тогдашнее.
Будем надеяться, сказал Олег Васильевич и грустно усмехнулся.
Она помахала рукой и тихо вышла из комнаты.
А дед, прикрыв глаза, подумал: «Добрая растет девочка, с заботливой и теплой, как у ангелочка, душой».
Гимн дружбе
1
Из-под куста жимолости выскочил на лесную полянку маленький беленький и пушистенький комочек. Осмотрелся. Подняв кверху длинные ушки-локаторы, поводив ими в разные стороны, отряхнулся, вскочил на пенек, разбросал снежную подушку и передними лапками стал отчаянно стучать.