Да и что такое молебен, - продолжал он с ударением на слове "молебен", вспомнив антирелигиозные статьи, прочитанные в журнале "Безбожник". Старый хлам.
В это время вошла только что возвратившаяся со службы в комхозе жена Налогова. Печать недовольства и волнения, которые она старалась скрыть, виднелась на ее лице.
- Сонечка! У Степы переподготовка, - закричал ей Налогов.
- Это еще что такое? - спросила Софья Петровна, машинально поправляя прическу и под приветливой улыбкой желая поглубже спрятать недовольство.
- Это значит, что полтора миллиарда в месяц будет получать.
- Полтора миллиарда в месяц, - пораженная несколько даже отступила назад Софья Петровна. - Поздравляю. А у нас в комхозе, представьте, вместо жалованья предлагают ячмень, изъеденный крысами, и ставят на 5 миллионов дороже за пуд, чем он стоит на базаре.
- И нам тоже, - вспомнил Азбукин.
- И неужели вы будете брать?
- Не знаю, - сказал Азбукин. - Вероятно придется.
- Безобразие! - воскликнула Софья Петровна.
- Не волнуйся, милая, - успокаивающе произнес Налогов, опасавшийся, что дело из небольшой неприятности разовьется в крупную. - Ничего не поделаешь: ячмень - так ячмень. Хоть бы что-нибудь получить. Это мы, в уфинотделе, около денег ходим, так легко их и получить. А на всех где же достать? Ячмень - так ячмень.
- Да он же крысами изъеден.
- Ну, у нас свиньи доедят. Лишнего поросенка пустим в зиму.
- Я и поросенка твоего есть не буду, - проговорила, сдаваясь Софья Петровна.
- Продадим, если не будешь - только и дела, - совсем успокоил ее Налогов.
После этого разговор принял мирный характер. Вращался он вокруг своей оси - переподготовки, от которой ожидали столько благ для Азбукина. Софья Петровна угостила приятелей таким обедом, какого шкраб давненько уже не едал. И у хозяйки совершенно исчез отпечаток недовольства вызванный ячменем, изъеденным крысами, а победительница - улыбка свидетельствовала, что и супруга согласна будет кушать поросенка, которого хочет вскармливать супруг.
III
В самом радужном настроении Азбукин вышел из дому Налогова. Мир и предвечерняя тишина и радость разлиты были в природе. Солнце, пред тем как спуститься к горизонту, припекло, будто хозяйка в простом, не знающем тона доме, которая наливает тарелку полным-полно, и на лице ее написано: кушайте, нам не жалко: на всех хватит. Над городским садом с криком носились вороны, наевшиеся ячменя, рассыпанного на площади головотяпскими служащими, получавшими его вместо жалованья. Городской сад пока ещи ничем не отделялся от окружавшей его площади. Каждый год пред празднованием 1-го мая, сооружали вокруг него частокол, и он целое лето был окружен им, как женское личико вуалью. Но приходила зима, - вуаль становилась ненужной, и граждане Головотяпска разбирали частокол на топливо. В минувшем году ставил частокол около сада, на основе профессиональной дисциплины, головотяпский союз работников просвещения. Ездили в лес за кольями, втыкали, прибивали гвоздями, отпущенными под рубрикой: еще на агитационную пропаганду.
Единственным остатком, уцелевшим от окружавшего когда-то, еще до революции, сад забора, пережившим все краткосрочные частоколы, были двери, на которых вопреки старому правописанию, глазатилось:
Просят затворять двери
подобно тому, как над зданием уисполкома, уже вопреки новому правописанию, прибита была доска с надписью:
Призидиум уисполкома
В саду меланхолически бродили три козы.
Из сада Азбукин выбрался на площадь Головотяпска, половина которой была вымощена, а другая - не мощеная. Он шел по самому краю каменного берега.