Тем хуже! фыркнула Лусия. Еще и лжет в придачу.
Разве можно попасть в другой мир? полюбопытствовал Рафаэль.
Можно, не сразу ответил Ингмар. Как я, например.
Пленники Замка уставились на него в изумлении.
Ты? выдохнула потрясенная Лусия.
За шесть дней существования Замка северянин впервые обмолвился о прошлом.
Меня перенесла сюда Богиня. Раньше я путешествовал с военным отрядом Я как-нибудь потом расскажу, пообещал он, увидев, что у Эстеллы загорелись глаза. Зря вы, друзья, напустились на Лоцмана. С ним стряслось нечто из ряда вон или я ни шиша не смыслю в Лоцманах.
Пожалуй, помолчав, откликнулся виконт. Пойдемте, что ли. Лусия, прошу вас, он подал девушке руку.
Из-под ресниц блеснул стыдливо-испуганный взгляд. Темно-зеленые глаза Лусии обратились на Эстеллу, прося заступничества, однако старшая подруга притворилась, будто ей невдомек. Поколебавшись, Лусия положила кончики пальцев Рафаэлю на ладонь, и просиявший виконт бережно повел девушку к лестнице.
Сущие дети, улыбнулась Эстелла, и мужественное, исхлестанное ветрами лицо Ингмара тоже посветлело. Пойдем и мы.
Вечером, когда не скатывающееся за горизонт, а попросту меркнущее на ночь солнце дарило последний золотистый свет, северянин разыскал Лоцмана в Большом Верхнем саду, который опоясывал восьмигранную пирамиду дворца на уровне пятого этажа. Охранитель мира сидел под каскадом остроконечных листьев, длинных, как боевые клинки. Он встретил Ингмара настороженным взглядом седых глаз; казалось, ему холодно и одиноко.
Северянин уселся рядом и вытащил из-за пазухи кусок пирога с рыбой, обернутый полотняной салфеткой.
Угощайся; Эстелла прислала. Им с Лусией совестно, что сгоряча на тебя набросились.
Северянин уселся рядом и вытащил из-за пазухи кусок пирога с рыбой, обернутый полотняной салфеткой.
Угощайся; Эстелла прислала. Им с Лусией совестно, что сгоряча на тебя набросились.
Лоцман кивнул, запустил пальцы обеих рук в пронизанные тусклым серебром волосы. Есть он не стал. Ингмар выждал немного и снова заговорил:
Я понимаю: ты не стал расписывать свои похождения перед всей оравой. Но мне можешь сказать, где застрял?
Охранитель мира не отозвался. Его резко очерченное лицо посуровело, и даже тонкий, изысканный профиль как будто потяжелел.
Я пойму, убежденно продолжал Ингмар. Я видел больше, чем они, он неопределенно мотнул головой, имея в виду остальных актеров, и кое-что смыслю в съемках и в наших мирах. Что с тобой приключилось?
Я был здесь. В Замке, ответил Лоцман медленно, словно колеблясь. И выпалил: Инг, это было убийство! Она хотела, чтобы Рафаэль погиб.
Кто хотел?
Богиня. У него расширились зрачки, и серые глаза казались черными.
Ингмар взвесил услышанное.
Не может такого быть, промолвил он рассудительно. Богиня никогда не желает того, чего нет в сценарии. А по тексту, Раф должен был схватиться со Змеем.
Но я говорил с ней. Во время съемок. Рафаэль умирал, а она Лоцмана передернуло, она радовалась!
Глава 2
Лоцман сказал актерам правду: он нашел туннель в другой мир. Собственно говоря, там не висела табличка «ВХОД В ИНОМИРЬЕ», однако если твой родной мир замкнут в кольцо неприступных гор и ты вдруг натыкаешься на округлую, размером с мотоциклетное колесо, подозрительную дыру у подножия, что первым делом приходит на ум? Лучше унести ноги первое, что подумал Лоцман, но вместо этого слез с «дракона» и приблизился к отвесной каменной стене. Нижний край таинственной дыры пришелся ему на уровне лба; он поднялся на цыпочки и с любопытством заглянул.
Оттуда веяло сухим холодом. Внутри клубился туман серый, седой, как глаза Лоцмана; в нем вспыхивали разноцветные искры, и в каждой чудился кадр яркой, влекущей, чужой жизни. Вспышки картин иного мира чудесного, заманчивого, доброго. В груди защемило, и остро потянуло в этот неизвестный мир, будто на далекую родину.
Ухватившись за край проема, Лоцман подтянулся и просунул в дыру голову и плечи. Мерцающий искрами туман отдалился, лицо обдало стылое дыхание камня. Лоцман подумал о том, как нелепо торчит оставшийся снаружи зад, и прополз глубже. Туман опять подался прочь. Искры замельтешили точь-в-точь потревоженные пылинки в луче света; кадры так и завертелись, и в их кутерьме Лоцман уловил нечто мучительно знакомое и желанное.
Томительная страсть внезапно овладела всем его существом, он до головокружения желал попасть в клубящийся туман, в гущу кадров, и остановить их, выловить, разобрать по порядку, пожить в неведомом мире, который откатывается прочь и упрямо не дается в руки.
Вздор, одернул он сам себя. Здесь Поющий Замок, здесь мои актеры: трое пленников Замка и забредший к ним по доброй воле северянин. Тут в разгаре киносъемки, на которых я обязан присутствовать и следить, чтобы все шло как положено; мой долг помогать актерам, выручать их, если что-нибудь не заладится. Нельзя мне в чужой мир. Глупость какая; дурная блажь.
Он выскользнул из дыры на землю и первым делом отыскал глазами мотоцикл: все ли в порядке? Огромный «дракон» чинно стоял на подставке, на руле висел шлем.
Мотоцикл был замечательный мощный, послушный, простой в обращении. Лоцман не сотворил его сознательно: мотоцикл народился сам собой и был воплощением затаенной мечты охранителя мира. «Дракон» никак не вписывался в мир Поющего Замка, не сочетался с его обитателями, однако оказался на удивление устойчивым образованием. Новорожденный мир еще сам не устоялся и обладал изрядным запасом пластичности, а потому допускал существование не свойственных ему предметов.