Дядя Кирша с тетей Грушей даже не пошевелились.
- Это Ленинград, - поняла наконец тетя Груша.
- Нет, - возразил дядя Кирша. - Это Натка.
- А я говорю: Ленинград!
- А я говорю: Натка!
Услышав слово Ленинград, я подбежала к телефону и взяла трубку.
- Мама, - спросила я, - а как это ты, интересно, уместилась в такую маленькую трубочку?
Мама хихикнула и попросила тетю Грушу. Я протянула трубку тете Груше, представляя, как мама сидит внутри телефона на диване, пьет кофе и курит папироску.
- Ты научила Лелю по-английски? - взволнованно спросила тетя Груша.
- Ну что ты, - ответила мама из трубочки. - Я все время занята!
Я пошла в коридор, взялась с двух сторон за дверные ручки туалета, поджала ноги и стала раскачиваться. "Спасите-помогите!"- выкри-кивала я в такт качаниям, потому что видела утром, как один из подростков толкнул дядю Киршу в грудь.
- Спасите-помогите! - кричала я до тех пор, пока тетя Груша не закончила разговор. И даже когда она села на диван к дяде Кирше, я продолжала кричать и качаться.
- Режут-грабят! - выкрикивала я. - На помощь, поскорее! - и представляла бегущего дядю Киршу и за ним - веселую погоню под-ростков с перочинными ножами и Пашей-Арбузом во главе.
И вдруг к нам в дверь кто-то робко постучал, но ни тетя Груша, ни дядя Кирша не услышали из комнаты. Стук усилился, но они снова не услышали, тогда в дверь позвонили, и тетя Груша, ворча и охая, пошла открывать.
На пороге стояла Вовкина бабушка.
- Что происходит? - испуганно спросила она.
Я по-прежнему раскачивалась на дверных ручках, но уже не кричала, потому что представила, как подростки с Пашей-Арбузом поймали дядю Киршу и заставили его петь и играть для них на ги-таре.
- Ничего, - удивленно ответила тетя Груша. - У нас ничего не происходит.
- У вас кричали о помощи, - настаивала Вовкина бабка. - Да еще так истошно. Я слышала только что!
И она попыталась заглянуть в комнату через тети-Грушино плечо.
- Это Леля, - нехотя ответила тетя Груша, закрывая собой комнату с плачущим дядей Киршей на диване. И вдруг стала холодной и надменной: Ребенок играет, разве вы не понимаете?
- У тебя ничего не болит? - тревожно спросила меня Вовкина бабушка.
Я промолчала и с любопытством оглядела ее. Она наскоро на-бросила пальто поверх махрового халата, а в руках мяла длинный шерстяной берет.
- Как ты себя чувствуешь? - снова спросила она, внимательно вглядываясь в меня.
Я молчала.
- Ну хорошо, - недоверчиво кивнула Вовкина бабушка и ушла.
Но я слышала, что она стоит в подъезде под нашей дверью. Тогда я снова закричала о помощи, чтобы всхлипываний дяди Кирши было не слышно.
ГЛАВА 3 - ПЕРЕЛЕТНЫЕ РАБОТЫ
Каждое утро тетя Груша учила меня читать по букварю. Мы сидели с ней за круглым столом. Она ставила локти на скатерть и в сведенные ладони опускала свое большое лицо. Сегодня букварь был раскрыт на букве "К". Под буквой "К" были нарисованы две пестрые коровы на маленьких зеленых островках. Между островками на белом блюдце стоял кувшин с молоком.
- Читай, - говорила она и часто моргала в такт чтению.
У нее были очень длинные ресницы, и когда она опускала веки, то верхние ресницы перепутывались с нижними и нехотя разъеди-нялись, когда она вскидывала глаза, чтобы посмотреть на меня.
Дядя Кирша лежал на диване лицом к стене и не разговари-вал с нами. Тетя Груша думала, что он переживает, но я видела - он скучал. Сначала он водил пальцем по зеленым полоскам на спинке дивана, потом вытянул нитку из обивки и оборвал ее.
- "В кув-ши-не мо-ло-ко, - читала я. - Ко-ро-ва Зорь-ка - му!"
И тут я вспомнила безбровое лицо Вовки Зорина-Трубецкого из угловой квартиры. Когда он бежал ко мне с раскрытыми объятиями, у него под курткой смешно подпрыгивал живот и ярко краснели ще-ки. И я тут же поняла, про кого это написано.