Если не вдаваться во все эти пустячные по большому счету подробности, Эва росла сплошь в семейной идиллии: заботливая жена, внимательный муж, любящие отец-мать, избалованная дочь, возможности бесконечные, если с обычными людьми сравнивать и с необычными если сравнивать, то есть тоже очень богатыми. Так что же произошло в тот злополучный день, когда папа позвал дочку к себе в кабинет, посадил на колени и они долго-долго для непоседы Эвы сидели обнявшись, а ей без устали повторяли негромко: «Любимая моя девочка, всё будет хорошо»
Ева недоумевала, к чему это он, ведь и так всё было лучше некуда, но не мешала отцу, что-то подсказывало ей не мешать. Наконец, отец промокнул слезу умиления, отослал дочь искать маму, зная, что той нет дома, а спустя минут пять сунул ствол пистолета в рот, да и потянул спусковой крючок.
В семье потом какое-то время перешептывались, что, наверное, загодя готовился, примерялся, неспроста же мозг вынесло прямо на портрет деда Эвы, висевший на стене за хозяйским креслом. Будто выплеснул ненужное на покойного благодетеля. Именно дед сделал все деньги семьи, а сына единственным своим наследником, но они, выходит, не сильно отпрыску помогли. Возможно, отец Эвы посчитал, что из-за денег он и пропил-пронюхал то, что было бы лучше Что лучше? Проесть и прочхать? Жизнь? Много лет спустя, когда Эва выросла, близкий друг отца рассказал ей, немало при этом смущаясь, что у того никогда не было мыслей, как по-разному можно устроить свою жизнь, идеи не было, просто жил, просто тратил, просто надоело «Само собой все устроилось, дед все наладил. А отец? Отец не вписался. При этом человеком он был очень добрым и очень душевным».
В семье потом какое-то время перешептывались, что, наверное, загодя готовился, примерялся, неспроста же мозг вынесло прямо на портрет деда Эвы, висевший на стене за хозяйским креслом. Будто выплеснул ненужное на покойного благодетеля. Именно дед сделал все деньги семьи, а сына единственным своим наследником, но они, выходит, не сильно отпрыску помогли. Возможно, отец Эвы посчитал, что из-за денег он и пропил-пронюхал то, что было бы лучше Что лучше? Проесть и прочхать? Жизнь? Много лет спустя, когда Эва выросла, близкий друг отца рассказал ей, немало при этом смущаясь, что у того никогда не было мыслей, как по-разному можно устроить свою жизнь, идеи не было, просто жил, просто тратил, просто надоело «Само собой все устроилось, дед все наладил. А отец? Отец не вписался. При этом человеком он был очень добрым и очень душевным».
Предсмертной записки отец не оставил, а завещание за год до смерти было, как выяснилось, переписано. Единственной наследницей восьмидесяти процентов состояния становилась Эва. Двадцать оставшихся отец раздал членам семьи. Душеприказчик был не из своих и наведенные о нем справки ввергли взрослую часть покинутого семейства в грусть и печаль.
О причинах самоубийства ходило много догадок, чуть не до инцеста договорились, перепутали Эву с однофамилицей десятью годами старше. Нечеткими силуэтами из тумана выплыли и слухи о похождениях матери Эвы кто-то не робкий отметился в местной бесславной газетке в намерении подстегнуть тираж. Статья была куцей, с какой стороны ее не поверни больше походила на сплетню и в общем-то ни тиражу не помогла, ни внимания не привлекла, но тираж отличившейся газетки адвокат семьи в одночасье выкупил и одним безработным журналистом на бирже труда стало больше. К тому же, судачили, упал парень как-то неудачно, что поломался весь, особенно пострадали руки. Газетка же принесла приличествующие извинения и стала с регулярным занудством публиковать сообщения о добродетелях безутешной вдовы. Почему-то никто из знакомых и близких не удивился, что спустя год вдова вышла замуж за адвоката семьи, правда ненадолго. В таких случаях уместнее говорить: сходила. Видно, мэтру юриспруденции не подфартило оспорить столь невыгодное вдове завещание. Именно так Эва истолковала материнское замужество и скорый развод, когда выросла.
В общем, ни Эве, ни кому другому не удалось разобраться в мотивах, приведших вполне себе благополучного мужчину к судилищу над собой, да такому, что и предку, висевшему за спиной, досталось. Того, во что превратилась картина, в день скорби Эва, конечно же, не видела, ее в кабинет отца не пустили, а о женщине в полицейском мундире, прижимавшей девчоночью голову к животу, пахнущему химчисткой и кожаным ремнем, и повторявшей, будто недавно подслушала отца: «Всё будет хорошо», она думала: «Врешь ты всё как деревянный конь».
Отца уже несколько лет не было на этом свете, когда Эва впервые задумалась: с чего бы вдруг, по какой такой прихоти переплелись в присказке ложь с конем, да к тому же еще с деревянным? И не смешно, как-то глупо даже. Однако намертво приросла неуклюжая метафора к памяти о самом дорогом человеке. Среди друзей и знакомых Эва присказкой про коня не козыряла, потому как непременно пришлось бы что-то рассказывать, объяснять, а говорить о семье не хотелось, никогда и ни с кем. Мысленно же повторяла про коня-врушу, можно сказать, каждый божий день. То таксист, косясь в зеркало заднего вида, осторожно обронит, что скорее всего придется большой крюк делать, ремонт там, пробка, ну и цена, мадмуазель, соответственно другой будет, вырастет «Врешь ты» Или ее Олли небрежно, парой фраз сообщает о встрече с бухгалтером, ведущим его личные налоговые дела. Невдомек ему, что Эва по чистой случайности в ту же кондитерскую зашла, где Олли расположился отнюдь не с бухгалтером, тот был мужчиной в годах, она сама его и посоветовала, а эта Не зашла, собственно, а шарахнулась от дверей назад, на улицу, испугалась, что будет замечена и придется улыбаться, притворяться милой ему, ей, этой красивой длинноногой шатенке, а она не готова Ринулась к дому, сжимая от ярости зубы, хорошо не смяла никого, хотя кого она могла смять с ее-то хрупкостью? Разве что характером. Пока дошла придумала, как будет правильнее поступить.