В дороге он немного отдохнул от навязчивой тоски по несбыточной мечте, попытался в группе весёлых попутчиков развеселиться, пить вино, играть в карты, слушать анекдоты, но всегда, оставаясь один на один с собой, в тысячный раз анализировал своё поведение там, в санатории:
«Может, надо было выйти из этой дурацкой заторможенности, активнее внедриться в группу её друзей, попытаться завоевать сердце девушки. Конечно, если бы не шок, он так бы и сделал дело-то известное. Но вступать на путь «завоеваний», будучи раненым в сердце!.. Нет. Тут не аукцион, тут настоящее. Тем более что она, кажется, была счастлива с этим долговязым. Вряд ли хватило бы выдержки вытерпеть роль мелкого беса, мешающего влюблённым. Нет, то, что я сделал, правильно. Теперь главная задача успокоиться. А для этого нужна работа. Физическая нагрузка вытесняет лирику. Надо быстрее домой и на тренировки. Бегать, бегать и бегать. Пить? Глупость. От этого только хуже развезёт. А там: «Старший лейтенант! Смирно!» Боевой камуфляж, Чечня и из головы всё сдует.
Но глаза! Глаза! Нет, она не была наполнена счастьем. Долговязый это не любовь. Это форма без содержания. О муки ада!»
Чувство незаконченности, неудовлетворённости собой, скрытого ожидания мучило его.
Она, смирившись с потерей, попыталась забыть происшествие, предаваясь утехам санаторной жизни, но, оставшись наедине с собой, постоянно вспоминала этот поглотивший всю её взгляд совсем незнакомого и такого близкого ей человека. Это было какое-то наваждение, и, когда наступил последний день отдыха, она вдруг испугалась того, что никогда больше не увидит его, потеряет всякую возможность встретиться с ним.
Мысль найти его возникла как-то сама собой, и взволновала её. «Как быть?» Она побежала к администратору, придумала что-то про какие-то вещи, якобы оставленные им, умоляла дать ей адрес. Администратор понимала, что это естественный финал очередного южного краткосрочного романа, и не была готова помочь ей, понимая, что так может навредить очередному донжуану. Но, увидев умоляющий взгляд девушки, дрогнула и выдала адрес.
Она успокоилась. «Теперь только не наделать ошибок. Да и что это я? С ума, что ли, сошла? Ведь совсем не знакомы. Он даже имени моего не знает. О чём писать-то? Ладно приеду домой, подумаю и напишу».
Дома сомнения, неуверенность продолжались. Наконец что-то толкнуло её, что-то игривое заиграло в ней, и она вдруг решила: «А зачем писать? Я сама поеду. Встану рядом, скажу: Привет!! а там видно будет».
Решение, созрев, стало твёрдым, и вот она уже в поезде. Вот город, вот дом, вот квартира, вот кнопка звонка. Она с замиранием сердца нажимает кнопку. В дверях заплаканная мать.
Здравствуйте. Где Коля?
Уехал в Чечню. А вы та незнакомка?
Да. Он обо мне говорил?
Нет. Вот стихи писал. Смотрите. И мать подала девушке тетрадку, исписанную мелким разборчивым почерком.
Прощай, незнакомка моя.
О! Как полюбил я тебя.
Но где ты? И как тебя звать?
Уже не дано мне узнать.
И снится мне лучик надежды
С туманности Андромеды.
Прощай, незнакомка моя.
Всем сердцем люблю я тебя.
Мне нечего больше терять,
Я еду в Чечню воевать.
А где он? Письма есть?
Вот, пришло одно.
Спасибо. Я еду туда.
Теперь чувство неуверенности в себе пропало у неё, сомненья исчезли, но зато появилось лихорадочное волненье. Надо было торопиться. В её груди заработал мотор. Остановить его не могла уже никакая сила. «Туда, быстрее туда!»
Дайте денег. Взаймы. Сколько есть. Я должна быть там. Я должна успокоить его. Никакие письма не годятся. Я сама должна быть там.
Сколько было труда, изворотливости, напряжённых поисков, испытаний, прежде чем она оказалась в зоне расположения нужной части. «С чего начать? Теперь, пожалуй, с конца». Какая-то неведомая сила понесла её в госпиталь. «Прежде всего убедиться, что его здесь нет».
И вот он! Тяжело раненный в первом же бою. Засада. «Господи! Жив!»
Коля, это я. Милый мой!
Он открыл глаза. «Галлюцинация? Нет. Рядом врач этот не приснится. Значит она».
Они встретились взглядами. Её с выражением бурной радости и сострадания и его с выражением удивления и счастливой успокоенности. Наконец-то, тоска и мученья самобичевания закончены, от сердца отлегло, грудь наполняется жаждой жизни.
Они встретились взглядами. Её с выражением бурной радости и сострадания и его с выражением удивления и счастливой успокоенности. Наконец-то, тоска и мученья самобичевания закончены, от сердца отлегло, грудь наполняется жаждой жизни.
Как тебя зовут?
Валя.
Спасибо тебе, Валя. А я Коля. Теперь будем знакомы.
Будем жить, Коля. Вместе. Я не успела тебе сказать я тоже люблю тебя.
Они молча смотрели друг на друга и оба читали мысли друг друга. Они растворялись друг в друге. Вокруг что-то происходило: врач пытался вывести её из больничной палаты, кто-то прибежал с каким-то аппаратом, кто-то делал ему укол. А они смотрели друг на друга, и разделить их было уже невозможно.
Письма сыну
Он лежал на постели больной, прекрасно понимая, что из больницы его выписали умирать. Ему ещё было тридцать, а его уже поразила самая беспощадная, страшная болезнь, от которой нет спасения. С каждым днём он чувствовал себя всё хуже и хуже и мог уже приблизительно сосчитать дни, отпущенные ему для созерцания этого мира.